траве поля, в коричневой мгле, шла глухая яростная борьба, и десятки тысяч зрителей, дружно проклиная туман, заслонявший от них это заманчивое зрелище, мучительно переживали каждую новую комбинацию, о ходе которой они могли лишь догадываться. В течение двадцати минут по трибунам, скупо освещенным электрическими фонарями, снова и снова перекатывались все те же «ааа», «ооо», «ууу», но еще не было той оглушительной вспышки выкриков, которая неистовым, сводящим с ума истерическим приступом охватывает английские стадионы в дни вот таких, как этот, матчей, когда мяч влетает в ворота. Счет оставался прежним, и никто в эту минуту не мог бы предсказать, чем все это кончится.

Многим казалось совершенно невероятным, чтобы такие матерые волки футбольных полей, как Мэтьюс, Друри, Рук, оказались бессильными против русских. Но английскому. нападению при всем желании не удавалось провести свой мяч В ворота «Динамо» — то защитники перехватывали его, то Хомич каким-нибудь совершенно уже непонятным и невероятным броском встречал мяч, когда казалось, что теперь-то уж, слава богу, дело в шляие; то нападающие «Динамо» перехватывали мяч и устремлялись куда-то в туман, где Браун, переминаясь с ноги на ногу, нервно прислуптивалоя к нарастающей волне криков, которая возвещала о приближении мяча.

Браун, как и Гриффитс, был опытным вратарем, и ему часто приходилось выручать команду, когда защитники оказывались бессильными перед нападением противника. Много раз он брал труднейшие мячи, и теперь Аллисон не имел никаких оснований жаловаться на «гостя», который честно зарабатывал свой хлеб. Но бывают мгновения, когда и самый опытнейший вратарь бессилен закрыть свои ворота, и такое мгновение произошло, когда всклокоченный, мокрый молодой русский игрок в потемневшей от росы фуфайке вынырнул перед Брауном, ведя мяч короткими и точными ударами. Это был Бобров. Браун видел его в Стэнфорд-бридже и знал, что этот игрок очень опасен. Напрягшись, он бросился навстречу ему, но было уже поздно: Бобров с силой ударил по мячу, и тот, словно пушечное ядро, влетел под планку ворот.

Браун упал. Бобров, удостоверившись в том, что удар не был напрасным, стремительно повернулся и легко, упругим шагом спортсмена помчался обратно — сейчас игра должна была вновь начаться с середины поля. Гол! Это звонкое слово опять прокатилось по трибунам, и болельщики сборной команды, выступавшей против «Динамо» под маркой «Арсенала», нашли в себе мужество, чтобы воздать должное Боброву своими аплодисментами. Но даже аплодисменты эти звучали как-то невесело и принужденно...

До конца игры еще оставалось много времени, и, казалось, можно еще и свести матч к ничьей и даже выиграть у русских. Но не такое это простое дело, когда знаешь, что русских еще ни разу не удавалось обыграть, и когда видишь, что они продолжают играть все с той же поразительной методичностью и четкостью, словно и впрямь это не команда, а машина — ни неудачи, ни победы не лишают их такой типичной для этой удивительной команды сосредоточенности, выдержки и упорства. Они не дают ни одного лишнего шанса своим противникам, у них нет зевков, они всегда все видят и предвидят, они ничем не отвлекаются, когда работают на поле; кроме мяча, в эти минуты для них не существует ничего на свете, и ни овации, ни обструкции не мешают им делать то, чего они хотят. К тому же им не приходится думать в эти минуты о проклятом заработке — они играют, черт возьми, а не служат на поле.

Игроки команды, выступавшей под именем «Арсенал», начали еще больше нервничать, когда дело пошло к явному проигрышу. Все чаще они начинали работать кулаками, когда не удавалось отобрать мяч по правилам игры. Один увесистый удар пришелся даже на долю Хомича. У Семичастного посыпались искры из глаз, когда его стукнули по лицу. Орешкин согнулся в три погибели — очень больно, когда тебя бьют под ложечку. И все-таки динамовцы не только не пропускали англичан к своим воротам, но непрерывно атаковали их, — почти все время, оставшееся до конца игры, они провели на половине поля англичан. Счет остался неизменным...

Было уже совсем темно, когда хмурая, раздосадованная публика покидала Тоттенхэм. Повсюду слышались нелестные эпитеты по адресу игроков, не оправдавших надежд болельщиков. На автобусных остановках и у станций метро стояли длинные очереди людей, зябко кутавшихся в отсыревшие пледы и пальто. Обладатели легковых машин тщетно пытались проложить путь по узким улицам, забитым толпами. По углам ярко пылали факелы, которые здесь устанавливаются в дни особенно сильных туманов для ориентировки водителей и пешеходов — они расставлены через каждые пятьдесят-сто метров, и их трепетные желтые огни служат вам спасительными маяками, показывающими, какой надо держать курс, чтобы не сбиться с дороги и не заблудиться в гудящей и рычащей толпе машин, беспомощно ползущих вслепую.

— Счастливые ваши! — с какой-то затаенной грустью сказал вдруг наш шофер, вглядываясь в мутную, черную даль. — Они опять выиграли. Но завтра, я думаю, они будут огорчены — у нас не любят постоянно проигрывать, и я бы не советовал вам покупать завтра газеты...

Мы не послушались этого совета, и назавтра с утра во всех номерах гостиницы, где остановились русские, появились опять целые вороха свежих газет. Конечно, мы ожидали, что многие из тех, кто делал ставку на победу сборной команды, постараются сделать все, чтобы представить этот матч в неправильном свете и как-то дискредитировать успех «Динамо». Но то, что мы увидели на этот раз, превышало наши предположения...

«Русские выиграли в секрете».

«Самый фантастический матч из всех, когда-либо виденных».

«Фарс в Тоттенхэме».

Эти заголовки, один крикливее другого, сразу же настораживали читателя. А дальше шли статьи, целью которых было доказать недоказуемое: выигрыш русских якобы объясняется простым недоразумением.

«Это не был футбольный матч, — с раздражением писал спортивный обозреватель Маннинт. — Назовите это «фантазией в тумане», «пантомимой теней» — чем угодно, ибо все это не имеет ни малейшего сходства с игрой в футбол. Вопрос о классе русских футболистов остался нерешенным... Все же мы уверены в одном: Мэтьюс может поставить в тупик, озадачить и обыграть динамовцев, а английская сборная может побить русских, и администрация одного из наших стадионов готова организовать такую встречу, если русские согласятся остаться».

Град несправедливых обвинений и упреков был обрушен на голову судьи Николая Латышева, которому было поручено судить этот труднейший матч и который, кстати сказать, своим безукоризненным судейством не дал своим противникам ни одного повода для протеста. В отчете агентства Рейтер наши спортсмены с изумлением прочли такие строки: «Было большой тактической ошибкой назначать советского судью, не