Я улыбнулся и от умиления чуть головой не покачал. Ах ты, моя умничка! Если бы не обстоятельства, я бы прямо сейчас повторил с тобой утренний забег, и речь шла вовсе не про тренажёр.

— Это невозможно, моя госпожа, — вежливо, но непреклонно отреагировал Диктатион. — С учётом неопределённости и широкого разброса вариантности последствий я не могу подвергнуть «Диктат Колберга» втягиванию в открытое противостояние, потому что так мы лишимся дальнейших возможностей…

— Даже если я прикажу⁈ — снова перебила Ч’айя.

Яри-яри… Фер вис Кри умолк, заставив меня всё сильнее восхищаться своей боевитой девчонкой. Тишина в динамиках комнаты стала настолько затяжной, что заставила снова опасаться, что Энки уступил трон Князю-Из-Грязи, но лично мне это было даже выгодно.

Как там сказал Диктатион? Не давать волю эмоциям? И кое-кто обязательно попытается обратить повсеместный бардак себе на пользу? Что ж, врать не стану, и Хадекин, и моя подруга во многом были правы, но… но теперь ещё разок появиться на сцене пришло время Лансу фер Скичире.

— И кто это тут базарные торговки⁈ — хохотнул я, выходя на середину комнаты и с грустью осматривая отключённые консольные дисплеи. — Никаких ста часов, девочки. Отныне хаос — новая дайзу высшего качества, и мы вдохнём его полной грудью. И когда опьянение достигнет пиковой точки, выскользнем из гнезда…

Ч’айя нахмурилась. Казалось, она вот-вот уловит мою мысль, но что-то (вероятно, её нелепость) не давали поверить, что я вообще за неё ухватился. Энки тоже хранил молчание, почти заставив поверить, что действительно оставил бесхвостых подопечных…

Но вот:

— Кажется, Ланс, я знаю, что ты задумал.

— Ты всегда был умнее, чем казался на переговорах от лица Кри!

— Задуманное тобой можно провернуть дистанционно…

— О, нет, пунчи, такие дела решаются исключительно лично. Нос к носу, сисадда?

— Ты можешь не вернуться, Ланс.

— Тебе не давали команды нести откровенный бред, мой маленький мицелиумный дружок, так что давай-ка сменим тональность!

Улыбнувшись, я подмигнул девчонке, а затем подошёл к шкафу с вещами и оружием, и незаметно прикусил губу. Как бы то ни было, а в последнем Диктатион был вполне прав.

Да вот только знать об этом никому не полагалось.

И особенно — Ч’айе.

praeteritum

Раз за разом перекатываю в памяти сказанное Энки, и дырка в груди становится всё больше. Чернит душу. Затягивает и лишает сил. Вынуждает поражаться чудовищности познанного, тайного для прочих. Опасного. И прозрачно намекает не ждать от нашего будущего ничего доброго…

Мы с Ч’айей в комнате Пузырей в безмятежности двух суток тишины. Эхо разговора с джинкина-там ещё не успело утихнуть, а мне уже кажется, что прошла целая вечность. Вал правды после операции «Вторая дверь открывается дуновением» никак не идёт из головы, заставляя раз за разом препарировать его фрагменты.

…В момент, когда Кри отвечает на мой вопрос об изъяне сознания и начинает монотонную, будто бы бесцветную речь (после которой всё становится иным), он говорит:

— И не подумаю отрицать. Создательница и программатор моей/нашей зародышевой зигомикоты обладала богатейшим, бездонным сознанием, порождающим самые чудесные открытия эпохи умирающей планеты.

Джи-там излагает негромко, почти в ритме «низкого писка», явно не собираясь пугать или травмировать. Но стройная девчонка на стуле вытягивается так, будто проглотила копьё.

— Без лишней скромности таковых называют гениями, — убеждает Энки. — Но люди часто платят за богатство своего интеллекта. И поэтому будет нелишним упомянуть, что жила она — как и внушительная цепь её предков по женской линии, — под гнётом наследственного диссоциативного расстройства, в годы моей юности известного под названием синдрома «зеркала Полларда». Несмотря на умение почти полностью контролировать расстройство, избавиться моей Матери от него не удалось. Аналогичная напасть постигла и её настоящую, во плоти, дочь и последовательницу. Отмечу, что в какой-то период та даже всерьёз планировала провести рискованную операцию по вживлению блокирующего импланта в мозг уже своей дочери, но в последний момент изменила решение… Мне всё ещё нужно пояснять, что копирование структуры именно этого сознания со склонностью к так называемому расщеплению легло в основу моей/нашей околоплодной структуры?

— Не нужно, — сипит Ч’айя.

Я с ужасом замечаю, что руки девчонки безвольно опущены, а из накренённой кружки на пол льёт тонкая струя остывшей чинги.

— А я верно уловила, что эта самая создательница?..

И умолкает, будто всё нужное уже озвучено. Я вот ничегошеньки не понимаю. Но фер вис Кри, конечно же, улавливает смысл и заканчивает фразу простецким:

— Верно. Эта самая создательница моей сущности — твоя бабушка по материнской линии.

Девушка поднимает руку. Задумчиво гладит кончиками пальцев завиток, ещё явственней проступивший на лбу. Диктатион жест расшифровывает по-своему (я отмечаю, что сученыш действительно напихал в нашу комнату камер!), потому что тут же добавляет:

— Это не последствия травмы, Ч’айя. Это родовая особенность.

В эту секунду — в наступившей тишине, которая мешает дышать, — я отчётливо вижу их: все поколения кареглазых, остроскулых, прекрасных, и заклеймённых отметиной; талантливых, пробивных, способных заглянуть за вуаль завтрашнего дня, но сотрясаемых недугом.

Они наверняка пытались вырваться из его когтей. Но не могли? Или не хотели, потому что вместе с «зеркалом» теряли и что-то невозвратимое?

Хадекин фер вис Кри тактично даёт нам осмыслить. Затем негромко добавляет:

— Как ты можешь догадаться, за основу моей/нашей матрицы взяли её сознание. В фундамент легла Обновлённая Парадигма Прибрама — Аспекта — Грофа. Её суть в том, что если изъять из закрытой многослойной системы даже ничтожнейший компонент, он будет содержать всеобъемлющую базу данных этой системы…

Девушка спохватывается и отставляет полупустую кружку. Встряхивается, совсем как чу-ха, и вдруг перебивает джинкина-там:

— Если статическую матрицу свето-струнного слепка с изображением цветка разбить на три части, — задумчиво бормочет она (при этом выуживает из шкафа пачку одноразовых полотенец и деловито промокает лужу под стулом), — каждая из них сможет соткать из световых струн полноценный цветок…

Я стараюсь сделать вид, что совсем не удивлён. Диктатион оказывается менее сдержан и издаёт протяжный хмык . Был бы виртуальный уродец живым, его брови бы точно подскочили до ушей.

— Немного размыто, — одобрительно тянет он, — а ещё во времена моей молодости слепки называли голограммами… но в целом верно.

В целом верно… Если бы через неделю после пробуждения о моих способностях попросили порассуждать меня, я бы разве что смог поковыряться в носу. И то не факт.

Байши… происходящее заставляет в очередной раз задуматься, что я ничегошеньки не знаю про того, с кем сплю. Впрочем, у женатых двадцать лет всё совершенно так же.

— Матрицей для копирования стало сознание твоей родственницы, — поясняет фер вис