Тут она обернулась и уставилась на меня.

Впервые за весь день она удосужилась на меня взглянуть, и я заметил тревогу в ее спокойных темных глазах, хотя она и старалась это скрыть. Кожа у Нады была тонкая и гладкая, довольно бледная. «Загородный» стиль диктовал и выбор прически, которая «делалась» раза два в неделю и с таким замыслом, чтобы сзади и издалека казаться типичной жительницей Фернвуда, чуждой повседневной домашней работы, но не «светской» дамой, так чтобы, не дай Бог, не сочли претенциозной: короткая стрижка, волосы начесаны и восхитительно уложены на ее очаровательной головке пушистыми прядями, и все так аккуратно приглажено, и все так знакомо. Волосы у Нады темные, почти черные. «Загородный» стиль диктовал даже косметику: никакой краски у глаз — никаких этих мерзких черных сажистых линий, никаких голубых или зеленых теней типа тех, что хранятся у нее в спальне в ожидании момента, когда ей надоест ходить неподкрашенной; рот красиво, в меру, неброско подведен красной помадой. В тот день и поведение ее отличалось чисто американской провинциальностью, она пребывала в крайнем возбуждении, как тот флаг, что вьется над смерзшимися кустами в парке в самом центре необъятной территории Школы имени Джонса Бегемота.

— Что это у тебя на щеке? — сказала Нада. — Смахни. Поправь волосы, зачеши назад. Ты чудно выглядишь, родной. Ты похож… — тут она задумалась, чтобы подобрать верное сравнение, — ты похож на маленького профессора!

Мы оставили машину на стоянке для посетителей. Шагая мощеной дорожкой к зданию, которое некогда было особняком Бегемота, мы с жадностью вдыхали свежий воздух, как будто набираясь от него сил. Мне приходилось убыстрять шаг, чтобы поспевать за Надой. Единственное, что у них было общего с Отцом, — это привычка ходить быстро. Вечно они куда-то стремительно неслись, словно пробиваясь сквозь поток народу или стараясь поскорее узнать, отчего там впереди собралась толпа.

— Так не забудь, сделай серьезное лицо! Не подводи меня! — шепнула Нада.

Как все матери, она переходила на шепот, давая наставления в самый последний момент перед той заветной чертой, за которой, как известно всем детям, то место, где голоса благоговейно стихают. Эти слова были произнесены Надой, когда мы уже вошли в здание, и в ту же секунду в вестибюле возникла, вопрошающе глядя на нас, женщина средних лет. Она приветливо мне улыбнулась, как бы засвидетельствовав, что вид у меня вполне серьезный.

— Миссис Эверетт? Декан Нэш сию минуту освободится.

Нас проводили в комнату, которая оказалась на удивление современного вида и была похожа на приемную врача: мебель заказана по каталогу, на стенах даже полотна абстракционистов и вокруг — искусственные папоротники. Тут нас с Надой заинтересовал номер «Сайнтифик Амэрикен», в котором ругали «Ридерз Дайджест».

— Садись-ка рядышком, будем вместе читать, — сказала Нада.

Она, вероятно, решила, что и журналы здесь тоже элемент вступительного теста. Читать я не стал, щеки мои продолжали пылать после встречи с любезной дамой.

Та вернулась к своему столику и принялась печатать на машинке, не обращая на нас никакого внимания. Она была похожа на старшую медицинскую сестру, которая привыкла к нашествию матерей с чадами, томящихся в ожидании, чтобы затем получить отказ. И она чем-то напоминала Наду, когда ловкими, длинными пальцами заправляла в машинку желтые бланки разного размера; но вот, подняв брови, она вежливо спросила:

— Вы недавно в Фернвуде?

— Да, — отвечала Нада, — недавно. У нас дом в проезде Неопалимая Купина (это должно дать понять той женщине, что хоть мы и не слишком богаты, но все же люди вполне респектабельные).

— Чудно, — сказала женщина. — А что, вашему Ричарду… разве двенадцать?

Она разглядывала меня с явным сомнением.

— Нет, — спокойно ответила Нада. — Ему скоро одиннадцать. Но в Брукфилде, где мы жили, он ходил в седьмой класс.

— Вот как! Ах, какой молодец! — сказала женщина, и взгляд ее слегка подернулся влагой, будто ей сообщили, что я — калека. — Знаете ли, миссис Эверетт, школа у нас великолепная, так много одаренных мальчиков стремятся к нам попасть, однако наплыв всегда огромный, а наши возможности слишком ограничены.

— Да, я знаю, — отозвалась Нада.

Когда мы направились в кабинет декана по приему, Нада ткнула меня пальцем в спину, чтоб я держался прямее. Я и сам так усиленно расправлял плечи, что, казалось, вот-вот грохнусь от чрезмерного усердия. Ну разве виноват я, что мне всего десять и что на свои десять я и выгляжу? И все же продолжим наш плачевный рассказ. И Наду я не винил — ни в моей низкорослости, ни во всем том, что мне предстояло пройти.

Декан Нэш оказался видным мужчиной: лет пятидесяти, элегантен, щеголеват, прямо-таки герой голливудского фильма из жизни некой частной школы. Он был типичный англоман-американец и типичный шеф. Ослепительно улыбнувшись Наде и продемонстрировав оскал искусственных зубов, декан Нэш произнес:

— Мы польщены, миссис Эверетт, что вы проявили интерес к Школе имени Джонса Бегемота. Как вы, вероятно, поняли, ознакомившись с буклетами, которые я послал вам, — ознакомились? чудно, миссис Эверетт! — наша программа — некоторым образом эксперимент, который начат несколько лет тому назад душеприказчиком и распорядителем имущества Джонса Бегемота с особым пожеланием начать обучение в данной школе с младших классов. Мы действительно начали свой эксперимент с детьми младшего возраста, но постепенно от этого отказались, чтобы иметь возможность наиболее серьезно сконцентрироваться на индивидуальных, частных занятиях старшеклассников. Я полагаю, миссис Эверетт, вам известно, что в Школе имени Джонса Бегемота при изучении некоторых предметов на пятерых учащихся всего один педагог, а в старших классах, где необходимо более интенсивное обучение, добавляется еще и консультант, который уделяет учащимся до шести часов в неделю, кроме того, в постоянном распоряжении наших питомцев услуги еще нескольких преподавателей. У нас есть кружок анализа рабочего времени, кружки иностранных языков, хорошая столовая, кроме того, мы весьма успешно реализуем программу «Год обучения за границей» для младших классов.

Нада ласково и с теплотой взглянула на меня, как будто мне только что посулили, что отправят на год в Грецию.

— Можете мне поверить, миссис Эверетт, количество выдаваемых нами поощрительных стипендий наиболее внушительное среди школ нашей страны и уступает лишь количеству стипендий одной-единственной школы в Новой Англии, которая имеет, пожалуй, более щедрые пожертвования, чем Школа имени Джонса Бегемота, — говорил симпатичный декан. Он сидел на краешке своего покрытого стеклом стола и, улыбаясь, смотрел сверху вниз на возбужденную Наду. Он продолжал, постукивая блестящей ручкой по колену: — Пока у меня не было возможности просмотреть документы Ричарда. А справка о состоянии здоровья приложена? Да?.. Так-так, вот и рекомендации, одна прямо на столе передо мной. Отлично! Отлично! Так вот, вы знаете, сегодня ему предстоит держать вступительный экзамен. Считаете ли вы себя готовым, Ричард, ответить на кое-какие наши вопросы?