просто чудовищно. Старик несколько грубоват, строг, но он человек, а не зверь… Это… это… я даже и не знаю что сказать. Разве он виноват в случившемся? Если он повинен, то виноваты и все. И мальчишка и его родители, все до единого. Или они хотят, чтоб отец воспротивился воле божьей? Моего отца самый отъявленный клеветник, самый поганый враль никогда не осмелится назвать убийцей… Но разве доктор не установил заражение крови? Скажите, Пишта, чего добиваются эти несчастные? Чего они хотят от моего отца? Скажите! Ведь не успели ему толком рассказать о случившемся, как он тут же повернул лошадь и повез мальчика к доктору. И ведь находятся люди, которые верят всем этим… (Пристально смотрит на учителя.) Скажите, Пишта! Неужели вы верите этим сплетникам?

Учитель молчит.

Вы знали об этой сплетне? Признайтесь, что знали. Теперь я понимаю. Именно это вы и не хотели мне сказать. Чуяло мое сердце, что вы что-то утаиваете от меня. Ведь правда же, вы именно об этом умалчивали?

У ч и т е л ь (нерешительно). Быть может… Возможно и так… Я сам толком не знаю… Во всяком случае, я знал об этих разговорах, но не предполагал, что дело обернется так скверно…

К л а р и (прерывая). Но почему же вы ничего не сказали? Почему не поставили в известность меня, отца или… не знаю уж кого… Почему вы молчали?

У ч и т е л ь. А что из того, что я сказал бы? Поймите, Клари, я и сам ничего толком не знал. Эта девочка ошеломила меня точно ток же, как и вас. Конечно, кое-что мне было известно, но я думал, не сегодня-завтра страсти улягутся и пересуды постепенно прекратятся, — словом, как это бывает обычно. Но что я мог сделать, даже если б предупредил вас?

К л а р и. Что? Доискаться правды и схватить за шиворот злостного сплетника, распустившего ложные слухи. Там, где речь идет о столь чудовищных обвинениях, снисхождение неуместно. Кто возводит обвинение, должен предъявить доказательство вины. (Все более распаляясь.) И если он не может доказать, если он безответственно клевещет — выдать его жандармерии… Отдать под суд… Но терпеть такую обиду — это уж слишком…

У ч и т е л ь (перебивая). Видите ли, Клари, это именно то, чего не следовало бы…

К л а р и (азартно). А почему нет? Объясните мне, Пишта, почему нет? Разве можно терпеть, чтобы подобные чудовищные сплетни беспрепятственно распространялись, коварно опутывая нас и втягивая в мерзкую грязь, словно в трясину. Вы слышали, кумушки и про вас судачат… Тут уж не только честь моего отца задета…

У ч и т е л ь. Даже знай мы обо всем заранее, мы все равно ничего бы не смогли сделать, пресечь эти разговоры, уладить все, особенно тем методом, что вы предлагаете. Подобным путем ничего не добьешься, только напортить дело да обостришь обстановку. Кому хоть немного известно, как возникают подобные легенды…

К л а р и (перебивая). Легенды!

У ч и т е л ь. Безразлично, как это назвать. Не будем спорить. Важно одно: мы не должны чинить произвол — это все равно что тушить пожар, подливая масло в огонь. Теперь, после рассказа девочки, я окончательно убедился — насильственные меры в таком деле недопустимы. Раз уж у мальчика загноилась рана и погубила несчастного, не стоит бередить раны других обездоленных.

К л а р и. Словом, будем мириться и потворствовать подстрекателям, сбивающим с толку людей? Вы разве не слышали, к чему они призывают? «Поджечь бы его усадьбу!»

У ч и т е л ь (нетерпеливо). Это всего лишь безответственная болтовня.

К л а р и. Как и все остальное? Нет, надо положить этому конец (топнув ногой), да поскорее.

У ч и т е л ь. Успокойтесь, Клари.

К л а р и. Как же я могу успокоиться, когда говорят, будто мой отец… будто я… да и вы… Когда я вишу, что эта мразь забрасывает нас грязью, затягивает в болото, а мы стоим как истуканы и выжидаем?!. Мне хочется смеяться и плакать одновременно, как только я подумаю, что вот уже несколько дней мы ждем здесь этих людей, в ножки им готовы поклониться, чтоб они пришли, жаждем им помочь, а они замышляют удавить нас…

У ч и т е л ь (берет ее за руку, успокаивая). Не надо сгущать краски. Вы же слышали, я послал за этой несчастной женщиной. Я поговорю с ней откровенно.

К л а р и (спокойнее). Ладно, Пишта, поговорите с ней. (Снимает халат.) А я пойду поговорю с отцом…

У ч и т е л ь (упрашивая). Повремените, Клари. Дайте мне переговорить с этой женщиной.

Клари колеблется.

Послушайте меня. Я вас понимаю. Знаю, что по-своему вы правы, но… но теперь в наших общих интересах… прошу вас… Потом вы поймете, почему я прошу вас пока повременить…

К л а р и (сразу же утратив свой апломб и решительность). Пишта… все это так ужасно… Право же, я просто теряюсь… Я… я так боюсь чего-то…

У ч и т е л ь (обнимает ее). Полно, полно! Чего вы боитесь? Увидите, все обойдется, все уладится.

К л а р и (льнет к нему). За вас… за тебя боюсь…

У ч и т е л ь (гладит ее волосы). Ты… ты моя дорогая…

Горячо целуются.

К л а р и (освободившись из его объятий). Пожалуй, мне пора уходить. Не хочу встречаться с этой женщиной…

У ч и т е л ь (с надеждой). Хорошо, я поговорю с ней. Все уладится. Я не могу допустить, чтобы все то, что я с таким трудом воздвиг, рухнуло.

Еще раз в дверях целуются, и К л а р и уходит.

Явление пятое

У ч и т е л ь  один.

Как только Клари выходит, с лица учителя сразу же исчезает выражение уверенности. Теперь он полон раздумий. Несколько раз прохаживается туда и обратно по комнате, затем подходит к окну и, облокотившись на подоконник, сосредоточенно смотрит на улицу. Кто-то здоровается с ним.

У ч и т е л ь. Здравствуй, дядя Густи!

Явление шестое

У ч и т е л ь, Б е к ш и ч.

Б е к ш и ч (останавливается возле окна, обменивается с учителем рукопожатием). Здорово, Пишта. Что хорошего на ниве народного просвещения?

У ч и т е л ь. А что нового на поприще народного здравоохранения?

Б е к ш и ч. Увы, здравоохранение хиреет. Кстати, как обстоят дела с твоей гениальной затеей? С детской группой? Мне на улице только что повстречалась Кларика…

У ч и т е л ь (невесело). Я хотел бы у тебя кое-что спросить, дядя Густи.

Б е к ш и ч (с иронией). Может, какой-то недуг мучает? Сердечная болезнь? А? В твоем возрасте это бывает…

У ч и т е л ь (не расположен шутить). Нет, не то… Послушай, может, зайдешь на минутку?

Б е к ш и ч. Ну, вижу, случай тяжелый, из ряда вон выходящий. Что ж, придется, пожалуй, зайти.

Явление седьмое

У ч и т е л ь, Б е к ш и ч.

Входит  Б е к ш и ч, сельский врач среднего возраста, торопливый в движениях, подвижной, с докторским баульчиком, который тут же ставит на стол.

Б е к ш и ч. Послушаем-ка! Ну, что за беда? На что ты жалуешься? Послушаем!

У ч и т е л ь. Присядь, пожалуйста, дядя Густи.

Оба садятся.

Б е к ш и ч. Ух, до чего ты серьезен. Уж не вздумал ли драться с кем-нибудь на дуэли?