статье Вайнгартер сетует, что современное общество разучилось ценить красоту и искусство. Между строк считывается боль и разочарование, которые он испытал, наблюдая за людьми, проходящими мимо Белла:

Все записывалось на скрытую камеру. Можно пересмотреть запись один раз, можно пятнадцать, но легче не становится. Можно ускорить – и вы получите дергающийся, бессловесный ролик, словно относящийся ко временам Первой мировой войны. Люди перемещаются странными, скачкообразными движениями. В руках у них кофе, из ушей торчат наушники, висящие на шее пропуска бьются о живот. Все это – зловещая пляска смерти равнодушия, инертности и бессмысленных серых будней нашей современности.

По всей видимости, коллеги Вайнгартена по Washington Post ожидали иного исхода. Согласно статье, они беспокоились, что выступление Белла вызовет давку:

В таком светском городе, как Вашингтон, рассуждали мы, найдутся люди, которые наверняка узнают Белла. В голове всплывали различные сценарии происходящего, и это заставило понервничать. Что, если люди начнут собираться, а зеваки остановятся, просто чтобы выяснить, из-за чего такой балаган? Толпа все быстро растрезвонит. Засверкают вспышки камер. Люди будут подтягиваться все больше и больше; пешеходный поток окажется парализован; страсти накалятся; на помощь вызовут Национальную гвардию, а там и слезоточивый газ, резиновые пули и тому подобное…

После эксперимента Вайнгартен предложил известному дирижеру Леонарду Слаткину, на тот момент музыкальному директору Национального симфонического оркестра, угадать, насколько успешным в теории может оказаться выступление профессионального музыканта в подземном переходе. Слаткин был уверен, что соберется целая толпа: «Приблизительно 75–100 человек остановятся на несколько минут и послушают». Но нет: в реальности людей было в десять раз меньше, Национальной гвардии даже не пришлось вмешиваться.

Вайнгартен и его коллеги, Слаткин, даже, скорее всего, Пулитцеровская комиссия – все они стали жертвами иллюзии внимания. Даже Белл, увидев запись своего выступления, был «удивлен, что такое количество людей просто прошло мимо, словно я невидимка. Потому что, знаете ли, я вообще-то производил впечатление!»[43] Вы уже прочитали про невидимых горилл, незамеченных траулерах и выкинутых из головы мотоциклах, так что, скорее всего, и сами догадываетесь, почему никто не признал в Белле великого музыканта. Люди не пытались увидеть (или, в нашем случае, услышать) скрипача-виртуоза. Они просто спешили на работу. При этом в статье упоминался еще один человек, единственный, кто уверенно рассказал о пассивной реакции на выступление Белла. Это Эдна Соуза, чистильщица обуви, и ей уличные музыканты мешают работать. Она совсем не удивилась, что люди спешили по своим делам, не вслушиваясь: «Они поднимаются по эскалатору, смотря прямо перед собой. Каждый думает о своем, глаза вперед».

Слаткин был уверен, что послушать знаменитого на весь мир скрипача соберется целая толпа. Но нет: в реальности людей было в десять раз меньше, Национальной гвардии даже не пришлось вмешиваться.

В условиях, заданных Вайнгартеном, перед пассажирами уже стояла одна серьезная задача – вовремя добраться до рабочего места. Из-за этого они едва замечали Белла, не говоря уже о том, чтобы вслушаться в исполняемые им произведения и выделить его на фоне рядовых уличных музыкантов. И это ключ к разгадке проблемы. Выбранные Вайнгартеном для выступления время и локация практически гарантировали, что никто не обратит внимания на мастерство Белла. В статье журналиста считывается беспокойство: «Если мы не можем выделить время на то, чтобы замедлиться и послушать, как один из лучших музыкантов планеты исполняет лучшие музыкальные произведения всех времен; если бешеный темп современности настолько управляет нами, что мы становимся слепы и глухи к подобному, то что же еще мы можем упустить?» Вероятно, многое; однако этот эксперимент никак не доказывает, что люди утратили способность воспринимать эстетику мира. Есть куда более правдоподобное объяснение: когда человек концентрирует свое зрение или слух на задаче – в нашем случае речь о дороге на работу, – он вряд ли заметит что-то, чего не ожидает увидеть. В нашем случае – гениального скрипача.

Допустим, мы бы решили провести эксперимент с целью выяснить, способны ли жители Вашингтона остановиться и оценить нечто прекрасное. В таком случае мы бы подобрали такое время и место, где типичный уличный музыкант мог бы завладеть вниманием среднестатистического количества слушателей. Только тогда можно было бы приглашать туда обычного музыканта или Джошуа Белла в рандомном порядке в течение нескольких дней, чтобы сравнить, кто заработает больше денег. Другими словами, чтобы доказать, что люди не способны оценить восхитительные музыкальные композиции, прежде всего важно убедиться, что некоторые прохожие как минимум прислушиваются – и только потом удостовериться, что звездный музыкант получает такое же вознаграждение, что и обычный. Вайнгартен не получил бы Пулитцеровскую премию, если бы в его эксперименте Джошуа Белл стоял рядом с работающим отбойным молотком. В таком случае никто бы не удивился отсутствию восторгов: оглушающий рев инструментов заглушил бы скрипку. Выступление Белла на станции метрополитена в час пик показало тот же результат, просто по иным причинам. Физически люди были в состоянии услышать игру музыканта, но, поскольку их внимание было целиком поглощено утренним маршрутом до работы, они пострадали от перцептивной глухоты.

Вайнгартен не получил бы Пулитцеровскую премию, если бы в его эксперименте Джошуа Белл стоял рядом с работающим отбойным молотком.

Есть и другие факторы, подействовавшие в ущерб Беллу. Он исполнял достаточно малоизвестные классические отрывки, а не те композиции, которые большинство пассажиров могло бы узнать. Если бы Белл сыграл что-то из цикла «Времена года» или остановился на другом, более известном произведении из мировой классики, возможно, выступление имело бы больший успех. По этому критерию куда менее талантливый музыкант мог заработать больше денег, чем Белл. Когда Дэн жил в Бостоне, он периодически прогуливался в район Норт-Энд в заведения с итальянской кухней. Минимум с полдюжины раз он натыкался на аккордеониста, который расположился в конце крытого перехода через автостраду. Это место оказалось идеальным для привлечения слушателей: никуда не торопясь, они шли в сторону ресторана, в котором наверняка еще приходилось ждать, пока освободится столик. Для уличного музыканта, как для риелтора, правильная локация – это самое главное. Аккордеонист играл с полной отдачей, демонстрируя эмоциональную привязанность к своему инструменту и к искусству в целом. При этом Дэн слышал в его исполнении всего одно произведение – заглавную тему из «Крестного отца». Она звучала, когда Дэн шел в ресторан и когда возвращался домой, из раза в раз. Либо он замечал Дэна издалека и сразу переключался на «Крестного отца» в качестве своеобразной шутки или знака (возможно, Дэну еще предстоит проснуться с окровавленной головой лошади, лежащей в ногах). Либо музыкант просто понял,