следствии, предлагали рассмотреть орденские бумаги – они вынуждены были подчиниться силе. Вслед за этим 2 мая 1785 года следует новый указ, закрывавший все тайные общества. Немедленно начались преследования иллюминатов. Адам Вейсгаупт был отправлен в отставку, присужден к публичному исповеданию своей веры перед академическим сенатом и, наконец, изгнан из Ингольштадта. Он поспешил тайком покинуть город, оставив на попечение друзей тяжко больную жену, и удалился в Регенсбург, где нашел приют и покровительство у тайного иллюмината герцога Эрнста Саксен-Готского, который пожаловал изгнаннику титул гофрата. На Вейсгаупта градом посыпались обвинения его бывших друзей и врагов: главу иллюминатов обличали в кровосмешении, детоубийстве, всевозможных пороках. Он энергично защищался и дожил благополучно до 1830 года.

Преследование продолжалось. Особая тайная комиссия призвала к ответу вышедших ранее из ордена профессоров Козандея и Реннера. Они представили письменный отзыв-донос, в котором рядом с прежними обвинениями поместили список известных им членов ордена. Полицейские обыски дали в руки правительству бумаги ордена. Ряд новых указов курфюрста довершил разгром.

Высокопоставленные иллюминаты, принадлежавшие к высшей знати, отделались одним страхом. Для них достаточно было одного отрицания всякой принадлежности к ордену. Тем с большей энергией обрушилось преследование на других: одни были подвергнуты административной высылке из пределов Баварии, другие заключены в монастыри и тюрьмы. Немногие, подобно Вейсгаупту и его другу Цваку, спаслись бегством. «Несчастные, – говорит Мирабо, – подверглись всему, кроме смертной казни и пыток. Но так силен был дух времени, что смертной казни не осмелились пустить в ход, несмотря на весь тиранический характер преследования».

Так был разгромлен орден иллюминатов – просветленных – оригинальное сочетание идей просвещения – глубокой веры в могущество знания и его нравственно-воспитательную силу – с масонскими формами и иезуитской тактикой.

Но и после падения он долго оставался еще пугалом для реакционных правительств.

Началась Французская революция. Сторонники и враги ее вспомнили об ордене иллюминатов, и под их пером орден приобретает грозный характер явно политического тайного общества, преследующего революционные цели. Анонимный памфлет 1794 года считает главной задачей ордена борьбу с тиранией и обрядовой религией, созидание нового общественного строя и новой религии при помощи тайных обществ. Впрочем, реакционные публицисты, выискивая виновников революции, самое видное место среди «философов», масонов и других возмутителей отводят иллюминатам. Известный реакционер, министр последнего из Бурбонов на французском престоле, Полиньяк утверждал, что Вейсгаупт, предоставляя масонам дело разрушения, жаждал захватить власть после революции в свои руки: он принял прозвище Спартака, и это разоблачает цель, к которой он стремился.

Возбужденное воображение реакционеров видело иллюминатов всюду, считало их тысячами, открывало их филиальное отделение в Париже: к иллюминатам причисляли графа Мирабо, писателя маркиза Казота, знаменитого химика Лавуазье и даже Максимилиана Робеспьера.

Быть может, наиболее меткой выглядит оценка современника – Мирабо, умного и внимательного наблюдателя: «Они копировали орден иезуитов, но ставили перед собой прямо противоположные цели. Иезуиты хотят приковать людей к жертвенникам суеверия и деспотизма; иллюминаты думали, что, применяя те же средства, благоразумие и настойчивость, они будут в состоянии обратить против своих противников преимущества, которые заключаются в отсутствии внешнего ритуала, видимого главы, и, таким образом, у них будет в руках все для того, чтобы просветить людей и дать им счастье и свободу».

А. В. Семека

Русское масонство в XVIII веке

В истории русской культуры нет, кажется, более запутанного и сложного вопроса, чем вопрос о происхождении и развитии масонства в России. В особенности это справедливо относительно масонства XVIII века, то есть как раз того времени, когда оно играло значительную роль в ходе нашего исторического развития. Главное затруднение при попытке исследователя составить себе хотя сколько-нибудь отчетливое представление о последовательном развитии нашего масонского движения заключается в крайней скудости архивного материала, касающегося «внешней истории ордена» в России: связанные предписанной орденскими законами тайной, наши масоны оставляли чрезвычайно мало следов своей организационной работы, да и из этих следов большая часть была тщательно уничтожена при наступлении крутых времен «гонения» на братство[1]. Наши архивы заключают в себе поэтому множество ритуалов всевозможных масонских систем, уставов, сборников различного масонского содержания, среди которых лишь очень редко попадаются отрывочные и темные известия о судьбах русского масонства в XVIII веке[2]. Самый ценный для историка материал – официальная и частная переписка русских братьев, протоколы собраний и т. п. – находится здесь сравнительно в ничтожном количестве. Нельзя не пожалеть и о том, что русскими исследователями совершенно не тронуты до сих пор иностранные масонские архивы, которые должны бы дать ценные сведения о русском масонстве в то время, когда оно еще находилось в зависимости от иностранных лож[3].

Поэтому очерк развития русского масонства от его начала до конца царствования Екатерины II имеет в виду лишь установить главные, основные аспекты этого развития, не претендуя ни на полноту, ни на безошибочность приводимых в нем фактических данных, проверка которых в настоящее время представляется крайне затруднительной.

Рассматриваемый здесь период времени, по нашему мнению, распадается на три главных момента: а) первоначальный период, когда масонство было у нас исключительно модным явлением, заимствованным с Запада без всякой критики и не носившим на себе почти никаких признаков здравых общественных потребностей. Этот период охватывает собой время от возникновения масонства в России приблизительно до начала царствования Екатерины II. Далее следует б) второй период, когда масонство стало в России первой нравственной философией; это период преобладания трех первых степеней «иоанновского», или «символического», масонства, простирающийся до начала 1780-х годов. И наконец, в) третий период – это время господства у нас «высших степеней», квазинаучной стороны масонства и особенно розенкрейцерства, охватывающее восьмидесятые годы вплоть до гибели екатерининского масонства в девяностых годах.

Первый период (1731–1762)

Среди русских масонов существовало предание о том, что первая масонская ложа в России была учреждена Петром Великим, немедленно по его возвращении из первого заграничного путешествия: сам Кристофер Рен, знаменитый основатель новоанглийского масонства, якобы посвятил его в таинства ордена; мастером стула в основанной Петром ложе был Лефорт, Гордон – первым, а сам царь – вторым надзирателем. Предание это, лишенное какой бы то ни было документальной основы, находит себе лишь косвенное подтверждение в том высоком уважении, которым имя Петра пользовалось среди русских братьев XVIII века, распевавших на своих собраниях известную «Песнь Петру Великому» Державина; оно показывает только, что наши масоны сознательно или бессознательно связывали с масонскими идеями преобразовательную деятельность Петра, «которая была в России таким же нововведением в смысле цивилизации, каким масоны должны были считать и свое братство»[4].

Первое безусловно достоверное известие о начале масонства в России относится к 1731 году, когда, как гласит официальный английский источник[5], гроссмейстер английской Великой ложи лорд Ловель