Санитары следовали впереди, толкая старомодное кресло с бывшим полковником, затем рядышком шли Кора и адъютант. Адъютант старался развлекать гостью, рассказывая примитивные, но жуткие истории, связанные с башней и, разумеется, кровавой борьбой за трон на Нью-Гельвеции.

Затылок полковника, возвышавшийся над спинкой кресла, был враждебен Коре, и она старалась не смотреть на него.

– Подобный случай уже был шесть веков назад, – говорил между тем Гим. – Король Гидеон отправился в поход против горных еретиков, оставив свою прекрасную супругу Гиневьеву сторожить его замок и пасти стада.

– У вас моногамные браки? – спросила Кора.

– У нас всякие браки, – поспешил заявить Гим, и Кора поняла, что смысл вопроса до него не дошел. – Значит, он уехал воевать. А Гиневьева осталась пасти… можно сказать, осталась в одиночестве…

– Балбес! – не оборачиваясь, крикнул лейтенант-полковник. – Извольте придерживаться правил! Балладу о Гиневьеве положено докладывать в стихах!

– Но госпожа Орват не любит стихов, – сказал Гим.

– Тем хуже для нее.

И Аудий Ред принялся речитативом рассказывать балладу, обращаясь к кружившим над ним попугаям:

– Спою о любви, о любви моя речь…

– Моя речь! – подхватил Гим.

– Король, уезжая, оставил стеречь…

– Оставил стеречь или голову с плеч! – хором подхватили санитары в армейских сапогах.

Стада и усадьбы оставил стеречь

Свою Гиневьеву!

Последние строчки спели хором, и Гим подталкивал Кору в бок, призывая принять участие в хоровом пении. Но Кора не присоединилась.

Король на войне отрубает врагам

Что нужно, ах нужно для вражеских дам!

Дает он врагам…

Тут смело вмешался мужской хор:

По рогам, по рогам!

Не спи, Гиневьева!

Коляска катилась быстрее, Аудий Ред дирижировал хором, а все, включая Кору, печатали шаг.

– Не спит Гиневьева и слезы не льет, – хрипло завел новый куплет полковник.

Гим повел ласковым фальцетом:

– Но рано ложится и рано встает.

– На стирку и дойку с рассветом встает! – подхватили санитары.

– И помнит о муже! – завершил басом полковник. И тут же повел третий куплет:

А в замке соседнем брюнет и барон

Из рода ворон, из далеких сторон…

Увлеченная хоровым пением, процессия во главе с коляской въехала на пологий холм и уткнулась в дверь замшелой старинной башни.

Полковник желал петь далее, но Кора испортила песню, сказав:

– Этот ничтожный ворон из дальних сторон, то есть брюнет, вашу Гиневьеву соблазнил и бросил.

– Как так бросил? – изумился полковник. Он даже повернул голову и попытался приподнять повисшие от позора и унижения усы. – Она сама его бросила!

– Я не спорю! – мягко сказала Кора. – Но мы приехали, и вряд ли имеет смысл петь внутри башни, если мы хотим поглядеть, где и как погиб ваш любимый император.

– Ну уж – какой он любимый?! – вдруг усомнился чуткий к переменам в политике Гимочка. – Некоторые его уважали, но многие не любили. Не было в нем твердости, а вы как думаете, господин Аудий Ред?

– Я думаю – распустил он вас! Якшался с демократами и либералами. Приблизил к себе секретаря!

– Уууу! – угрожающе завыли санитары в сапогах.

– И эту самую даму Синдику!

– Ах, позор! – сказал Гим.

– А его связи с предсказателем Парфаном? – заметил один из санитаров.

– А может, и лучше, что его убили? – спросил Гимочка у Коры.

– Вы так думаете? – ответила вопросом Кора.

– Это моя теория.

– Я расскажу о ней в ИнтерГполе, – обещала Кора.

– Ну, зачем такие формальности! – почему-то встревожился Гим. – Сообщите господину императору Дуагиму, а он уж сам решит, кому сообщить дальше.

С кресла-каталки зарычало. Полковнику надоело ждать у башни. Может быть, он хотел петь дальше, а может быть, не любил адъютанта Гима.

Низкая дверь в башню была приоткрыта.

– Пошли? – спросила Кора.

Санитары послушались ее и протолкнули внутрь коляску, трижды ударив о косяк гипсовой ногой полковника. Каждый раз полковник издавал львиный рык, Гимочка морщился и зажимал ушки, но Кора терпеливо ждала: лучше хоть какое-нибудь движение в расследовании, чем участие в спевках.

Наконец кресло вкатилось внутрь башни.

Первый этаж оказался достаточно просторным, пустынным помещением. Пол был устлан соломой, напротив двери у стены на соломе сидело несколько солдат. Расстелив одеяло, они играли в кости. При виде гостей солдаты подниматься не стали – только проводили их взглядами до лестницы.

Лестница на второй этаж башни, к опочивальне покойного императора, вилась, прижимаясь к стене башни, она была крутой и, к сожалению, без перил.

– Здесь всегда пусто? – спросила Кора.

Полковник был вынужден ответить, потому что Гим дотронулся до его плеча.

– Когда покойный император здесь почивали, – сказал полковник, – то внизу целый взвод сидел.

– В ту ночь они тоже сидели?

– А как же?

– И ничего не заметили?

– Император вошел к себе в восемь вечера, – нехотя ответил Аудий Ред. – Затем закрыл за собой дверь на замок и засовы.

– Солдаты допрошены?

– Все как положено. Допрошены. – Аудий Ред поморщился. Разговаривал он через силу. Но Кору его чувства не волновали.

– Кто из них слышал что-нибудь подозрительное?

– Послушай, дамочка! – У Аудия Реда не выдержали нервы. – Ну если бы кто из них услышал подозрительное, он бы поднял тревогу, и все бы побежали наверх. Ежу и то ясно!

– Спасибо, – сказала Кора. – Теперь давайте осмотрим место преступления.

– Давайте, давайте, – поспешил поддержать Кору Гим, которому допрос полковника не нравился. Будто он боялся, как бы полковник о чем-то не проговорился.

Санитары стояли по обе стороны кресла, ждали команды.

Кора посмотрела наверх – лестница жалась к стене башни, каждая ступенька в полметра высотой, а шириной лестница чуть шире полуметра.

– Придется его на руках нести, – с сомнением сказал один из санитаров.

Полковник тоже смотрел наверх. Хоть у него воображение было бедным, он мог представить, как будет своими боками пересчитывать ступеньки. Полковник побледнел. Глаза стали совсем белыми. Если он и был сейчас похож на ищейку, то перед поркой.