Но вместо респектабельной судьбы ученого-словесника Мостовой выбирает тернистый путь андеграунда. Сначала подводник, потом андеграунд, то есть подземник, улыбнулась Ирина, так и тянет его спрятаться.

Кирилл становится лидером рок-группы с претенциозным названием «Мутабор». Он пишет стихи и музыку и является вокалистом, а еще в группу входят два гитариста, клавишник и ударник.

После смерти родителей в исполкоме решили, что трехкомнатная квартира для одинокого молодого охламона – это слишком жирно, и подселили к нему двух старушек, оставив парню самую маленькую комнату. Что ж, Кирилл не возмущался, не жаловался, хотя мог бы, а старушки характеризовали своего соседа положительно. Тихий, трезвый, любезный, чистоплотный, просто мечта, а не сосед.

Зато дачу, которую не смогли отобрать ни родственники, ни государство, Мостовой превратил в настоящую студию звукозаписи, работавшую почти круглосуточно. Многие группы записывали свои подпольные альбомы именно там.

После смерти отца Кирилл продал машину, а гараж остался, и Мостовой разрешил им пользоваться старому приятелю отца. Официально безвозмездно, ну а как оно там на самом деле, бог его знает.

…Ирина выпила еще чуть-чуть, растягивая удовольствие. С появлением магнитофонов запрещать идеологически невыдержанную и просто стихийно возникающую музыку стало проблематично, поэтому репрессии сменились тотальным игнорированием. Граждане могли на своих личных магнитофонах сколько угодно слушать Высоцкого и других самодеятельных исполнителей, но в поле официальной культуры их просто не существовало. Лишь в конце жизни Высоцкий получил несколько пластинок и пару записей на телевидении, но в сравнении со всем его творческим наследием это была даже не верхушка айсберга. Только рок-группы не могли похвастаться и этим. Бедняги даже не удостаивались ругательных статей в прессе, всю мощь своего негодования журналисты обрушивали на западные группы. Местные дарования жили будто в параллельном мире, как грибы, которые широко раскидываются под землей тонкой и невидимой сетью грибницы, но прорастают наверх плодовыми телами. Так и рок-музыканты выкидывали периодически из своего подполья самодельные сборники на магнитофонных лентах, так называемый «магиздат». Среди них, как и среди грибов в лесу, попадались всякие, и поганки встречались почаще, чем благородные боровики.

Ирина не считала, что раз запрещено, значит, хорошо. Например, пресловутый «Архипелаг ГУЛАГ» она так и не осилила, хотя все будоражащие атрибуты самиздата – и почти «слепая» печать, и папиросная бумага, и прошивка суровой ниткой, были налицо. До научного труда трактат явно недотягивал, какой-то сборник страшилок и легенд, а для художественной литературы качество текста было слишком низким и сильно отдавало кликушеством. Очень трудно было поверить, что друзья действительно читали это ночь напролет, не в силах оторваться, как утверждали, передавая экземпляр дальше по эстафете. Она так и сказала мужу, чем спровоцировала первый серьезный скандал… «Но это же АРХИПЕЛАГ!!! – орал муж. – АРХИПЕЛАГ ГУЛАГ!!!» – «Ну и что?» – пожимала плечами Ирина и пыталась объяснить, что сталинизм обличать нужно, но не так, потому что единственное оружие в борьбе с ложью – это правда, а не точно такая же ложь, только с противоположным знаком. Она пыталась убедить мужа, что когда-нибудь, когда преступления сталинского режима будут официально признаны, маятник шатнется в обратную сторону, и найдутся ушлые ребята, которые убедительно докажут, что в «Архипелаге» написана неправда, ну а раз так, значит, и вовсе не было никакого сталинизма, и культа личности, и лагерей не было никогда.

Да, тогда они крепко поссорились, не разговаривали почти сутки… Ирина сделала еще глоточек и поморщилась, вдруг сообразив, что с мужем не стеснялась раздавать оценки, а вот с Валерием уже иначе. Никогда она не выскажется прежде, чем уловит, что хочет услышать от нее любовник. Отец Ирины выписывал толстые журналы, когда «Новый мир», когда «Знамя», когда «Иностранную литературу», в зависимости от того, подписку на что удавалось урвать. Понравившиеся произведения он в конце года переплетал в самодельные альманахи, и один из них, с любимым «Счастливчиком Джимом» Ирина дала почитать Валерию, почти уверенная, что он тоже придет в восторг от этой светлой и легкой книги, без традиционной русской тоски и самобичевания рассказывающей о непростой судьбе интеллигентного человека. Но Валерий заявил, что в жизни не читал подобной чуши, и Ирина стала лепетать, мол, да, конечно.

Вообще у них, кажется, очень разные литературные вкусы, но разве это важно для семейной жизни? Суть человека раскрывается не в том, что ему нравится или не нравится, а в его поступках. А тут пока… Ирина зажмурилась и приказала себе думать о предстоящем процессе.

Бывший муж уважал рок, так что она тоже поневоле стала в нем разбираться, и кое-что ей даже нравилось. Не так, чтобы посвящать этому досуг, но послушать иной раз какую-нибудь композицию бывало приятно. Зарубежные группы нравились ей больше, а наши в основном казались подражателями. Некоторые произведения отечественных рок-музыкантов напоминали истерику капризного ребенка, требующего, чтобы на него обратили внимание во что бы то ни стало. Творческий метод одной группы, кажется, основывался на принципе «сделай сам» – они просто ставили слова в случайном порядке, предоставляя слушателям самим наполнить текст глубоким смыслом (подразумевалось, что он обязательно есть). Но «Мутабор» стоял особняком в этой самодеятельности. В его песнях Ирине чудилось что-то настоящее, человеческое, не сиюминутное. Не просто протест ради протеста. В общем, музыка была мелодичная, но не гениальная, голос Мостового тоже не поражал диапазоном, да и тексты не сказать чтобы поэтическое откровение. И все же что-то было, из-за чего становилось понятно: «Мутабор» – не просто явление молодежной моды, трусливо замалчиваемое властью. Среди других групп эта, наверное, меньше всех уделяла внимание критике советского строя, больше пела о любви, об одиночестве, о поиске себя. Группа завоевала сердце Ирины фразой: «Свет звезды целует шум волны, время и вечность влюблены». Не бог весть что, но сразу ожило воспоминание о первой любви, о ночи на берегу моря в Коктебеле… Потом она услышала веселую, даже разухабистую песню: «Что ж ты, милая, голову повесила, я умер, когда ступил на палубу подводного крейсера, и теперь каждый миг – подарок судьбы и бога, чтобы ты любила меня живого!»

А теперь выясняется, что автор этих песен – маньяк… Ирина сполоснула бокал и поставила на сушилку. Хотелось выпить еще, но спиртное в доме закончилось. Надо было купить тогда в гастрономе, подумаешь, две бутылки вина, ничего стыдного!

Она налила себе кофе и, прихлебывая кисловато-горькую жижу, стала думать дальше. Очень может быть, что кандидатуру Мостового на роль маньяка не стали бы дальше рассматривать, если бы один оперативник не вспомнил про традиционное морское оружие – кортик. Кирилл служил матросом, и ему этот атрибут не полагался, но мало ли что… Отправили запрос, и действительно: в части, где служил Мостовой, у одного офицера обокрали квартиру и унесли в том числе кортик. Кирилл в это время как раз находился на берегу, а не в походе, так что совершить кражу вполне мог. Конечно, зацепка очень жидкая, но судебно-медицинские эксперты дали заключение, что офицерский кортик как орудие данных преступлений подходит идеально, и за неимением других подозреваемых следственная бригада продолжила разработку рок-музыканта.