— Что ты делал у Клер Дьемар?

— …

— Прекрати притворяться глухим! Ты что, не видишь, в какое дерьмо вляпался?

Голос Самиры — резкий и скрипучий, как пила. Юго вздрогнул. Он соблаговолил поднять глаза и на мгновение растерялся, увидев толстогубый рот, глаза навыкате и маленький носик франко-китайской марокканки. В довершение всего она злоупотребляла тушью и тенями для век. Впрочем, оторопь быстро прошла, и Юго снова уставился на свои колени.

Гроза снаружи, тишина внутри. Тишина и молчание, которое никто не хотел нарушать.

Сервас обменялся взглядом с Самирой.

— Я здесь не для того, чтобы тебя обвинять, — почти нехотя произнес полицейский. — Мы всего лишь пытаемся установить истину. Amicus Plato sed major amicus veritas.

«Платон мне друг, но истина дороже». Кажется, латинский афоризм.

На сей раз он добился ответной реакции. Юго смотрел на него…

Ярко-голубыми глазами. «Взгляд как у матери, — подумал Сервас, — хотя у Марианны глаза зеленые». Сходство с Марианной было заметно и в очертаниях губ и лица. Мартен почувствовал смятение.

— Я говорил с твоей матерью, — неожиданно для себя самого сказал он. — Мы когда-то были друзьями. Очень близкими друзьями.

— …

— До того, как она познакомилась с твоим отцом…

— Она никогда мне о вас не рассказывала.

Первая произнесенная Юго Бохановски фраза произвела эффект разорвавшейся бомбы. Сервас задохнулся, как от удара кулаком в живот.

Юго не врет.

Сервас откашлялся.

— Я тоже учился в Марсаке, — сказал он. — Как и ты. Теперь туда поступила моя дочь. Марго Сервас. Она на первом курсе.

На сей раз он сумел привлечь внимание молодого человека.

— Марго — ваша дочь?

— Ты ее знаешь?

Юноша пожал плечами:

— Кто же не знает Марго? В Марсаке все ее знают… Марго хорошая… Она нам не сказала, что ее отец — сыщик.

Голубые глаза Юго пристально смотрели на Серваса. Полицейский понял, что ошибся: парень не боится, просто решил молчать. Ему семнадцать, но он выглядит куда более зрелым.

— Почему ты отказываешься говорить? Ты понимаешь, что тем самым усугубляешь свое положение? Вызвать к тебе адвоката? Пообщаетесь, мы вернемся к разговору.

— Зачем мне адвокат? Я был там, когда она умерла, или появился чуть позже… У меня нет алиби… Все против меня… Выходит, я виновен?

— А ты виновен?

По глазам Юго майор ничего не сумел определить, если в них что и было, то только ожидание.

— Вы ведь для себя все уже решили… Так какая разница, правду я говорю или вру?

— Разница очень большая, — ответил Сервас.

Сказанное не соответствовало действительности, он и сам это знал.

Во французских тюрьмах сидит множество невиновных, а по улицам расхаживают преступники — и немало. Судьи и адвокаты рядятся в мантии, кичатся принципами, произносят речи о морали и праве — и мирятся с системой, прекрасно зная, что она плодит море юридических ошибок.

— Ты позвонил матери и сказал, что проснулся в доме и нашел мертвую женщину, так?

— Да.

— Где именно ты проснулся?

— В гостиной, внизу.

— В каком месте гостиной?

— На диванчике. Я сидел. — Бохановски взглянул на Бекера. — Я им уже говорил.

— Что ты сделал потом?

— Позвал мадемуазель Дьемар.

— Ты остался сидеть?

— Нет. Двери в сад были открыты, шел дождь, вода заливалась внутрь. Через одну из них я и вышел.

— Ты не спросил себя, где находишься?

— Я узнал дом.

— Ты там уже бывал?

— Да.

— Итак, ты узнал место: ты часто там бывал?

— Достаточно часто.

— Что значит «достаточно»? Сколько раз?

— Не помню…

— Попробуй вспомнить.

— Не знаю… может, десять… или двадцать раз…

— Почему ты так часто приходил к ней? Зачем все время звонил? Мадемуазель Дьемар принимала у себя всех учеников?

— Это вряд ли.

— То есть для тебя она делала исключение? О чем вы разговаривали?

— О том, что я пишу.

— Что, прости?

— Я пишу роман… Я рассказывал об этом Клер… мадемуазель Дьемар… Ей было интересно — действительно интересно, она попросила дать ей почитать… И мы все время это обсуждали. И по телефону тоже…

Сервас посмотрел на Юго. Ему стало не по себе. Учась в Марсаке, он тоже начал писать роман. Современную эпопею… Честолюбивая мечта любого начинающего литератора… Произведение, о котором издатели и читатели скажут: «Браво, Мастер!» История больного тетраплегией[8]человека, в котором живым остается только мозг, но его напряженная, пламенная духовная жизнь богаче жизни большинства людей. Сервас бросил сочинительство на следующий после самоубийства отца день.

— Ты называл ее Клер? — задал он следующий вопрос.

— Да… — с секундной задержкой ответил Юго.

— Какой характер носили ваши отношения?

— Я же объяснил — ее интересовал мой роман.

— Она давала тебе советы?

— Да.

— И ей нравилось написанное?

Еще один взгляд исподлобья. Гордость в глазах.

— Она говорила… говорила, что давно не читала ничего подобного.

— Могу я узнать название?

Юго колебался. Мартен мысленно поставил себя на его место. Начинающий автор явно не хотел делиться сокровенным с незнакомым человеком.

— «Круг»…

Сервасу хотелось задать вопрос о сюжете сочинения, но он промолчал. Сыщик был в замешательстве, он чувствовал, что начинает сочувствовать юноше. Возможно, он не совсем объективен: Юго — сын Марианны и очень похож на него самого, такого, каким он был двадцать три года назад. Зачем парню убивать единственного человека, который мог понять и оценить его работу? Ответа на этот вопрос у Серваса не было.

— Поговорим о том, что ты делал после сада.

— Вернулся в дом. Звал ее. Искал повсюду.

— А позвонить в полицию тебе в тот момент в голову не пришло?

— Нет.

— Что было дальше?

— Я поднялся, обыскал комнаты — одну за другой. Дошел до ванной… И… увидел ее. — У него судорожно дернулся кадык. — Я запаниковал… Не знал, что делать. Попытался вытащить ее голову из воды, бил по щекам, чтобы привести в чувство, кричал, пытался развязать узлы. Но их было слишком много, и такие тугие… Я ничего не мог сделать, веревка разбухла от воды. Я почти сразу понял, что уже слишком поздно…