— Еще бы. Никто не хочет, — ответила ей ночь.

Эрилл замерла, затаив дыхание, затем резко обернулась. Никого… «Опиум», — многозначительно кивнув сама себе, подумала она.

— Но умирать вовсе не обязательно, особенно тебе, — заверила ее ночь.

Эрилл непроизвольно потянулась к маленькому кинжалу, висевшему у нее на поясе.

Откуда-то из темноты вдруг выступила фигура в черном балахоне с капюшоном, надвинутым на лицо. В детстве, живя в Ингольди, Эрилл иногда видела жрецов Сатаки, и сейчас ей не нужно было объяснять, что за человек оказался перед ней.

— Только те, кто сопротивляется Сатаки, должны умереть, — прошептала зловещая тень. — Властители Гильеры отвергли божественную силу, а простые жители и гости города тут ни при чем. Жаль, что порой народ должен расплачиваться за грехи своих правителей.

Эрилл во все глаза разглядывала мрачный силуэт, все еще подозревая, что происходящее — плод ее подогретого опиумом воображения.

— Выбор за тобой, — прошептал жрец, делая шаг вперед. — Сатаки или смерть. И выбирать придется прямо сейчас, девочка.

Рука Эрилл легла на рукоять кинжала, но тут же отдернулась. Бесполезно рассчитывать на оружие, когда перед тобой лишь ночная тьма, принявшая вид висящего в пустоте балахона.

— Выбирай!

— Сатаки! — выдохнула Эрилл, с ужасом наблюдая, как тень приближается к ней еще на шаг.

— Мудрый выбор, детка. Но учти — назад дороги нет. Эрилл обалдело кивнула. — А теперь держи это.

Черный рукав взметнулся в воздух, и в подставленную руку Эрилл легла какая-то холодная тяжесть. Поднеся руку к лицу, Эрилл разглядела диск из черного камня, копию золотого медальона жрецов Сатаки.

— Ты должна будешь выполнить приказ Сатаки, честным служением ему доказать свою веру, — перешел жрец на хриплый шепот.

И тут он объяснил, что нужно делать, потом рассказал, какие кары ждут ослушников и предателей. Каждое слово жгло Эрилл, как капля кислоты, падающая на кожу.

Неожиданно черный балахон растворился в ночной темноте. Эрилл нагнулась, пытаясь разглядеть хоть какие-то следы: человек ли с ней говорил, дух ли? Опиумный кошмар?

Холодная тяжесть каменного диска продолжала давить на руку.

Где-то в глубине души Эрилл звучал голос, умолявший ее вышвырнуть медальон в ночную темноту. Но… черная тень ясно сказала, что нужно делать, и Эрилл могла лишь подчиниться приказу. Медленно, словно лунатик, она подошла к краю крыши и стала спускаться по лестнице.

Город был охвачен ужасом. Власти попробовали было ввести комендантский час, но толпы беженцев, наводнившие улицы и площади, сделали эту затею невыполнимой. Люди были повсюду: в домах и во дворах, в узких переулках и на центральных улицах. Власти Гильеры попытались привлечь к обороне города всех способных держать оружие и организовали из жителей города и беженцев ополчение, но что в том толку, когда город переполнен? Было ясно, что скоро обнаружится нехватка еды, затем воды, едва ли не раньше захлебнется канализация, и город задохнется в зловонных испарениях. В любом случае, даже выдержи стража и ополченцы первый штурм, долгую осаду город не осилит. Участь Гильеры — вопрос нескольких часов, возможно дней. Все осознавали эту обреченность. Все знали о безжалостности сатакийцев. Ни одна армия, ни один город не могли устоять против них. Выбор был прост — сдаться или быть уничтоженными. Гильера выбрала борьбу.

Песнопения сатакийцев хорошо слышны были в городе. Сотня тысяч человек за стенами слушала их и ждала своего часа. Никто не обращал внимания на Эрилл, пробиравшуюся по улицам. Беженцы — мужчины, женщины, дети — лежали и сидели прямо на мостовой. Из окон и распахнутых дверей питейных заведений доносились пьяные крики и безумная музыка. Жилые дома стояли либо с широко раскрытыми дверями — это значило, что хозяева не смогли противостоять натиску беженцев и были вытеснены непрошеными постояльцами в одну из комнат, — либо наглухо запертые и забаррикадированные, опять же от беженцев, а не от внешнего врага. Храмы Тоэма были переполнены. Верующие возносили молитвы о спасении, обращаясь к богам более юным, чем тот, кому поклонялись враги. В подвалах тайные секты наспех вершили свои ритуалы, надеясь на чудо.

То и дело девушку кто-то окликал. Ей предлагали выпить эля и разделить ложе, просили воды или денег, требовали присоединиться к молитве или жертвоприношению… Эрилл шла, почти не замечая ничего вокруг. Слова черной тени горели в ее мозгу, а все остальное казалось лишь бледным эхом давно забытого сна. Холодный ветер заставлял людей кутаться в ту одежду, что оставалась у них, но Эрилл чувствовала лишь холод каменного диска, сжатого в кулаке.

Подойдя к ярко освещенным кострами городским воротам, Эрилл на миг замешкалась, а затем вновь продолжила свой путь. Ворота — наследство славного боевого прошлого Гильеры — тускло отсвечивали бронзовой обшивкой толстых тяжелых створок. Черные квадраты железной решетки прочертили полированную поверхность. Обороной ворот руководили самые опытные стражники. Зная, что основной удар наверняка будет направлен именно на этот участок, они спокойно готовились к отражению штурма, прикидывая, как лягут стрелы перекрестного огня арбалетчиков из двух защищающих ворота башен, кому и когда пускать в ход чаны с кипящей смолой, в какой момент приказывать ополченцам сыпать на головы нападавшим заготовленные камни.

Подходы к воротам были сплошь забиты вооруженными людьми — сидящими молча или обсуждающими предстоящий штурм, пытающимися уснуть или просто глядящими в звездное небо. Почти никто не обратил внимания на пробирающуюся между ними девушку. Множество женщин — молодых и старых — ходило среди солдат, разыскивая любимого, брата или сына, чтобы в последний раз взглянуть на родное лицо.

У Эрилл была другая цель. Медленно-медленно она пробралась к самым воротам. Холод острой иглой впился в ее почти остановившееся сердце. Она вмиг возненавидела опаляющий, слепящий огонь костров и взгляды людей, заинтересовавшихся тем, что делает остановившаяся у ворот светловолосая девушка.

Плавным движением Эрилл приложила диск к бронзовому листу и гортанно выкрикнула надиктованные ей тенью фразы.

Кто-то предостерегающе крикнул, кто-то даже привстал, чтобы подойти к обезумевшей девушке и успокоить ее…

А затем темнота поглотила огни костров и факелов. С неба слетела стая черных теней, разящих насмерть.

Эрилл закричала и повалилась навзничь, закрывая лицо руками. Увидеть человека, которого душит, разрывает на части его собственная тень, — такого она не могла себе представить и в самых страшных кошмарах, навеянных опиумом.

Черная непроглядная тьма пауком опутала ворота. Эрилл услышала, словно со стороны, свой голос, продолжающий выкрикивать слова заклинания. Она чувствовала себя так, как будто, пробудившись от кошмарного сна, никак не могла сбросить засевший в груди беспросветный ужас.

Сквозь хлынувшие из глаз слезы Эрилл увидела, как стая теней метнулась к воротам, где прямо на глазах рос черный крест с центром в той точке, куда она приложила каменный медальон.