– Умрешь, когда я этого захочу. Умрешь так, как я этого захочу, и там, где я этого захочу.

– Умру… при первом же удобном случае!

– Я запру тебя в клетку, как животное. Ты будешь сидеть в ней на цепи голая, пока не успокоишься. Здесь нет непокорных. Не заставляй меня ломать тебя, будет не просто больно, а адски больно, и в конце концов ты покоришься…

Он говорил очень тихо и вкрадчиво, говорил жутким низким голосом. Он был одновременно красивым и именно этим и пугал. Такой голос не может быть у такого отвратительного чудовища.

– В этом доме везде камеры. Тебе не дадут умереть… Но, если ты еще раз попробуешь, я клянусь тебе – ты будешь жаждать смерти от того ада, что я тебе устрою.

– Я и так в аду! – закричала ему в лицо, и он поморщился от моего крика, дернул меня к себе.

– Ты и понятия не имеешь, что значит ад.

Какое жуткое у него лицо, сколько в нем ненависти и злобы. Никогда не видела в человеке столько ярости. Почему он так меня ненавидит… что я ему сделала.

– Я хочу, чтобы ты оделась и вышла к ужину.

– Я не хочу есть.

– Никого не волнует, чего ты хочешь. Всем на это насрать. Особенно мне. И если я сказал, что ты пойдешь со мной есть, значит ты пойдешь.

– А если нет? То, что?

Схватил за руку и выкрутил за спину.

– Заставлю. Позову своих людей, тебя поставят на колени. Один будет держать твой рот открытым, а второй засовывать в него ужин, и никто не станет ждать, пока ты проглотишь.

– Вы чудовище!

Отчаянно прошептала я.

– Именно. И тебе надо это запомнить – я чудовище, и если ты будешь меня злить, то с тобой произойдет очень много чудовищных вещей.

– Что может быть чудовищней того, что уже произошло…

– Ты не хочешь этого узнать…

Наконец-то его глаза впились в мои и как-то мерзко блеснули похотью, уже знакомым мне блеском, от которого по телу прошла волна адского ужаса. Как же ужасно ощущать его взгляд, как будто это его руки касаются моей кожи.

В них нет ничего прекрасного. Только адская похоть и презрение, почти ощутимое физически. Я не была уверена, что он вообще умеет улыбаться.

– Давай сними свое платье.

– Что? Нет… не надо!

От ужаса у меня замерло сердце.

– Нет? Ты посмела сказать мне нет?

Надвинулся на меня и грубо схватил за лицо.

– Еще одно гребаное нет, и я вырву тебе язык, чтоб ты не могла больше говорить. Запомни – моя псина отвечать нет не будет. Иначе плеть разукрасит твою спину рваными ранами.

Я опустила до смерти перепуганный взгляд, тяжело дыша, принялась расстёгивать пуговки на вороте платья и на груди.

– Скажи мне – да, мой Господин. Я сейчас разденусь для тебя! Говори!

Пальцы сильнее сжали скулы.

– Да, мой господин, я сейчас разденусь для тебя.

– Отлично. Раздевайся медленно и красиво.

– Я прошу…

– Что просишь? Давай, скажи, о чем ты меня просишь!

Схватил за волосы и притянул к себе.

– Скажи – вые*и меня, мой господин. И попроси – пожалуйста. Давай тем же умоляющим тоном.

О боже, нет! Только не это! Только не снова этот кошмар, я его не переживу!

– Говори! – дернул сильнее, наклоняя к себе.

– Вые*и меня, мой господин, пожалуйста!

Я никогда раньше не произносила таких ужасно грубых матерных слов, но они его явно возбудили, завели.

– Сейчас! Легла животом на стол, подняла юбку на поясницу, сняла трусы и раздвинула ноги!

– Прошу…

– Я могу позвать своих людей, чтоб тебя подержали, и сделать тебе так больно, чтобы ты от этой боли блевала, а могу… могу это сделать сам. Выбирай!

О боже… боже. Сжала руки, пытаясь унять дрожь, пытаясь успокоиться. Подошла к столу, приподняла платье и сняла с себя трусики, облокотилась на стол и подняла юбку на талию, наклонилась вперед, так, что соски коснулись холодной поверхности и тут же сжались.

Сейчас он снова будет жестоко меня мучить, жестоко брать меня туда, где все еще чувствуется припухлость и боль. Я вцепилась в столешницу, зажмурилась, чувствуя, как дрожат мои руки и ноги, как замирает сердце. Почувствовала, как он подошел сзади, его рука прошлась по моим ягодицам, погладила спину, сильно надавила на поясницу, заставляя прогнуться, коленом раздвинул мои ноги еще шире и впился пальцами в промежность. Я всхлипнула, а он сжал мою плоть ладонью.

– Она у тебя маленькая дырочка. Никогда не видел такой маленькой. Очень… очень маленькая.

Засунул в меня палец, и принялся двигать им туда-сюда, и дергаться, сильно выдыхая, как будто что-то очень-очень быстро трет.

Казалось, он говорит не мне, а себе, и водит пальцем по моим нижним губам, заставляя сжиматься еще сильнее. Одной рукой раздвинул губы, а второй прошелся вдоль, задевая клитор и намеренно отыскивая его, потер, вызывая какой-то странный трепет, незнакомый и очень пугающий. Потом наклонился к моему уху. Надавливая на клитор сильнее, вращая пальцем вокруг, выписывая круги и снова возвращаясь к отверстию, проникая в него пальцем. А потом вдруг резкий хлопок ладонью по промежности, так, что тут же отрезвило, и все внутри сжалось от неожиданной боли и страха.

– Если думаешь, что я буду тебе дрочить, ты ошибаешься. Мне на хер не надо твоих оргазмов. Мне насрать – хорошо тебе или нет! И если тебе плохо, меня это только радует!

И в ту же секунду резко водрался в мое тело на всю длину, так глубоко и быстро, что у меня закатились глаза от боли. Схватил меня за бедра и снова рванул вперед, мои глаза широко распахнулись. Он слишком большой, я даже успела забыть, насколько ненормально большой его орган, и как сильно он растягивает меня изнутри, до полного ощущения, что кожа сейчас лопнет. Приятных ощущений как будто никогда не было. Они исчезли, даже не успев начаться.

Я заплакала и уткнулась лицом в стол, чувствуя, как его руки сдавливают меня. Одной рукой держится за стол, другой обхватил мою ягодицу и словно натягивает меня на свой член, одновременно с этим толкаясь вперед так глубоко, что мне кажется, я чувствую эти толчки даже своим сердцем. Толчки болезненные и сильные, грубые. Теперь он очень глубоко во мне и именно там дергается все сильнее и сильнее.

– Маленькая… узкая, тугая. Такая тугая… б*яяядь.

Он высунул член и снова глубоко вошел в меня на всю длину очень резким толчком. Его головка входит больнее всего, она