– Моя приемная мать, – внятно сказала Шерил и посмотрела на меня, словно проверяя, слушаю ли я ее на этот раз, – очень ревнива. Она не любит, когда я задаю ей вопросы о своем детстве. Она на них никогда не отвечает, но, напротив, осыпает меня градом упреков за то, что я ее не люблю и не благодарна ей, а ведь она меня воспитала… И из-за этого я крайне мало знаю о своих родителях.

– А приемный отец?

Шерил легонько усмехнулась, и у меня появилось подозрение, что я и на эту тему что-то прослушала. Но она меня не упрекнула, а просто ответила:

– Мой приемный отец разошелся с Кати – так зовут мою приемную мать, – когда я была еще совсем маленькая. Я вполне представляю себе, что ему было трудно с ней жить – у Кати характер нелегкий… Он уехал в Калифорнию, у него другая семья, и я его с тех пор не видела.

– Может быть, Кати что-то скрывает? И поэтому так не любит твои вопросы?

– Мне эта мысль никогда не приходила в голову. Я всегда объясняла это ревностью. И потом, что она может скрывать? Она моя тетя, сестра моего папы, она взяла меня на воспитание после смерти моих родителей… Если бы и мои родители меня удочерили, мне бы об этом сказали – у нас принято с детства приучать ребенка к этой мысли… И потом, в моей метрике написано, кто мои родители.

– А они, кстати, у тебя кем были?

– Мама не работала, а отец… Он работал в дипломатических сферах.

– А тетя твоя?

– Она служит в одной фирме по торговле недвижимостью.

– У нее своих детей никогда не было?

– Не получилось.

Тут я вспомнила наставления Джонатана.

– А ты родилась в Бостоне?

– Нет. В Париже.

– Вот как? – воскликнула я с напором. У меня появилось ощущение, что я нащупала какую-то ниточку.

Шерил мгновенно почувствовала это и ответила, словно сожалея, что она меня разочаровывает:

– Мама была в Париже в гостях у своей кузины, и у нее начались преждевременные роды…

Конечно, мы близняшки. Ведь она читает мои мысли. И неважно, где она родилась, где я родилась. Я знаю это нутром, всем своим организмом, всеми клеточками моего существа. Мы – сестры.

Шерил заночевала у меня, а утром меня разбудил звонок Игоря.

– Сережа будет в Париже, – сказал Игорь. – Должен прилететь в следующее воскресенье, на один день.

Сережа вращался в тех же кругах, что и мой Игорек, – политики, банкиры, знаменитости. Кажется, он выполнял какие-то поручения Игоря, хотя я никогда не могла понять, где работает сам Игорь и существует ли какой-то официальный штат людей, к которому бы он относился или которым бы он руководил. «Я помогаю людям решать их проблемы, – объяснял мне Игорь, – и у меня всегда есть работа, потому что у людей всегда есть проблемы; но у меня нет службы». А Сережа, стало быть, помогал Игорю помогать людям решать их проблемы?

Это был лощеный, довольно миловидный мальчик, на два года старше меня, который не сводил с меня глаз, когда мы встречались, и на его самолюбивом лице было написано: я ничем не хуже, чем твой Игорь, так что тебе стоит подумать… Честно сказать, хотя я девица довольно-таки и тщеславная и внимание к моей особе со стороны мужского полу люблю, но Сережа меня раздражал своим претенциозным стилем, своими амбициями, своей явно завышенной самооценкой…

Кроме того, в нем была какая-то странная двойственность. Да, он был миловиден, русоволосый и сероглазый, худой, немножко нескладный, с большими, по-крестьянски, руками и ногами – такими большими, что башмаки его казались нарочито клоунскими. Самое первое впечатление – первый парень на деревне, не хватало только гармонь в руки и кепку заломить набекрень. Казалось бы, смешной провинциал, изо всех сил старающийся освоить столичный лоск и образ жизни… Но на самом деле в нем вовсе не было этой сельской простоты, которую как бы обещал его деревенский облик: настороженный и самолюбивый взгляд, о котором говорят «себе на уме», быстрая и хваткая реакция, с которой он мгновенно улавливал суть слов и поручений, быстро развеивали это ошибочное впечатление… Приглядевшись, я вдруг начала замечать в его лице нелепое сочетание миловидности и почти уродства, будто бы, как в детских сказках, у его колыбели стояли две феи, добрая и злая, и первая старалась как-то компенсировать злобные проделки второй. Так, его слабый, острый, немужской подбородок украшала весьма симпатичная ямочка, астенически-впалым скулам придавал мужественный характер нос, слегка приплюснутый в переносице, как у боксеров, от торчащего кадыка отвлекали мягкие длинные волосы «а-ля Есенин». Короче, он был несимпатичен, недостаточно умен и еще слишком юн, на мой вкус, не говоря уж о том, что у меня был Игорь и мне никто другой не был нужен.

– Я тебе перешлю с ним маленький подарок, – добавил Игорь.

Я поняла, конечно, что речь идет о наличных деньгах, – мы с ним еще в Москве договорились, что счет счетом, но иногда какие-то суммы он будет мне передавать с оказией.

– Сережа тебе позвонит, когда приедет, я дам ему твой телефон. Посоветуй ему, что посмотреть в Париже, ты ведь у меня теперь парижский старожил… Тебе не нужно чего еще?

– Черного хлеба, соленых огурцов и квашеной капусты. Только выбери на рынке сам!

– Ну, насчет капусты я не уверен – как он, по-твоему, потащит ее?

– Хоть немножечко! – жалобно сказала я.

– Ладно. – Я слышала, как он улыбается на том конце провода. – Как, кстати, дела с французским?

– Страшный прогресс. Вернусь – пойду к тебе на службу. Нельзя же дать пропасть таким знаниям. Возьмешь в переводчики?

– Непременно. Переведем на французский программу Василия Константиновича и пошлем в подарок Ле Пену.[5]

– Вот, а ты говорил, что он не националист!

Игорь засмеялся.

– Я пошутил, Олюнчик. Как ты вообще, не скучаешь?

– Только по тебе.

Он снова улыбнулся.

– А вообще – нет? Как проводишь свободное время?

– Игорь, – решилась я, сама не зная, почему мне так трудно заговорить об этом, – я ее нашла!

– Кого?

– Ту девушку, помнишь, я тебе рассказывала, похожую на меня?

– Поздравляю.

– Я тебе пришлю фотографию, посмотришь!

– Ладно-ладно, присылай. И письмо напиши, поподробней. Мне все про тебя интересно. Не забудь, Сережа пробудет только один день в Париже, приготовь все заранее! Но у тебя до его приезда есть неделя, так что успеешь написать десять страниц.

– У меня рука отсохнет.

– Я тебе компьютер портативный куплю, хочешь?

– Хочу. Чтобы тебе письма писать.