нас должны интересовать союзы и кланы. Сейчас в силе Орлеанский дом, и любой француз посоветовал бы вам делать ставку на них. Но я итальянец. Я смотрю со стороны, откуда перспективы заметнее. Луи Орлеанский слишком любит себя. Он молод и, простите за прямоту, глуп. Потакание собственным страстям наказуемо даже в ребенке, а уж для брата короля совсем недопустимо! Помяните мое слово – сейчас он в силе только потому, что главный его противник – герцог Филипп – стар и болен. Но, как только герцогом Бургундским станет молодой мессир Жан, многие, очень многие повернутся в его сторону. И тогда приверженцам Орлеанского дома придется туго. Мессир Жан засиделся на цепи. Власть, которую его отец делил с герцогом Бретонским и Луи Орлеанским, понадобится ему вся, целиком. Ради этого он ни перед чем не остановится…

Виоланта слушала молча, и трудно было по её лицу определить направление мыслей, однако епископ особенно и не старался. Он разделил доску на белое и черное а дальше решать принцессе. Хотя, на пару полезных фигур можно было бы и указать.

– Единственный, кого я выделю, как вероятного противника для мессира Жана, это граф Арманьякский. Его вы сегодня уже видели. Умный человек, прямой, хотя тоже ни перед чем не остановится. И будет тем злее, чем меньше прав будет иметь. Управлять им вряд ли возможно, но граф обладает редким свойством, которое даст ему несомненное преимущество: он умеет дальновидно подбирать людей. Недавно при его содействии ко двору герцога Орлеанского были приближены два молодца из семейства дю Шастель – Гийом и Танги. .. Кстати, присмотритесь и к ним, когда представится возможность. Служат честно, но без фанатизма и с полным пониманием. По нынешним временам вещь полезная, а братья дю Шастель, в этом смысле, особенно хороши. Я немного знаком с их семейством и готов поручиться. Их бы во времена короля Артура… Хотя, кто знает. Подобные люди в любые времена положение завоёвывают не на охоте и не в альковах…

Филаргос ожидал какой-нибудь отповеди на свое последнее замечание, но Виоланта лишь вскинула на него внимательные глаза и кивнула, как прилежная ученица.

Ободренный таким послушанием, епископ поднялся, подошел к печи и, опустив в неё листок с именами, немного подержал руки над огнем.

– И вот еще что, – прибавил он неторопливо. – Не сбрасывайте со счетов королеву. Будь она добродетельна, её в расчет можно было бы и не брать. Но распутство, простите меня за такую откровенность, скрывает под собой глубокий омут, в котором тонет любая высокая цель. Многие в Европе недооценивают мадам Изабо, считая её всего лишь легкомысленной, но я уверен – она себя еще проявит. И к этому надо быть готовым…

Филаргос помолчал, обдумывая собственные слова – все ли сказал? Да и верно ли? И снова, не дождавшись никакой реакции со стороны принцессы, вернулся на место.

– А церковь? – вдруг спросила Виоланта.

Епископ замер. Наступал момент, который он считал очень важным для себя. Теперь надо было с величайшей осторожностью подбирать слова, чтобы не «пережать», но и не остаться ни с чем.

– Церковь переживает не лучшие времена, как вам известно, – вздохнул он, разводя руками. – Увы, два папы – это всегда плохо, а выбор нового, единственного, крайне затруднен. Его святейшество Бенедикт, конечно, предпочтителен для многих из нас, и я ужасно огорчился, когда узнал, что он готов отречься от Авиньонского престола, лишь бы церковь вновь обрела единство. Но беда в том, что римский папа Бонифаций компромиссов не признает, от своего престола не отступится и раскол церкви его не волнует. Что поделать – старость не всегда дарит мудрость дошедшему до нее. И теперь, когда отречения Бенедикта стали требовать, едва ли не силой, трещина между Римом и Авиньоном расширилась и углубилась. Его святейшество выдерживает в своем дворце настоящую осаду и, фактически, отстранен от дел.

– Я слышала, это очень роскошный дворец, – заметила Виоланта.

Филаргос незаметно перевернул перстень на руке камнем внутрь.

– Ну что вы, крепость, как крепость, – пробормотал он. – Хотя – да, конечно, бывают ошибки… Многие, к сожалению, полагают, что для полного отрицания роскоши надо сначала понять ее суть. Я не сторонник такого образа мыслей, однако мнение существует, и глаза на него не закроешь. Но должен вам сказать, что слухи о нас, священнослужителях, по большей части, вымышлены. Вот вам еще одна беда нынешней церкви – оговор. Рим клевещет на Авиньон, Авиньон на Рим… Два папы – это всегда плохо…

Епископ с досадой оборвал сам себя – зачем повторился?! Повторы говорят о нехватке аргументов, а нехватка аргументов – о слабой позиции…

Впрочем, позиции у него действительно слабоваты, иначе, сидел бы он здесь! Но тем, от кого ждешь помощи, слабость все равно показывать нельзя.

– Я вижу только один выход, – заговорил Филаргос, как можно бодрее, – созыв Пизанского собора, который объявит святейший престол вакантным и выберет нового папу.

– И вы думаете Рим подчинится решению собора?

– Не мне судить. Здесь очень помогла бы поддержка людей, мнение которых имеет вес во всех европейских делах. Мой покровитель, герцог Висконти, в этом смысле высоко ценит вашего будущего супруга, а епископ Лангрский считает, что Европа скоро заговорит и о герцогине Анжуйской.

Тут снова последовал осторожный взгляд на лицо Виоланты – понравится ли ей такая неприкрытая лесть? Но принцесса сидела, опустив глаза, как будто ничто из сказанного ее не касалось.

– Избрание единственного папы принесет благо всем, – продолжил монсеньор. – Объединившееся духовенство укрепит Церковь и вернет ей власть, достаточную для наведения порядка в Европе.

– Вы хотите сказать, что новый папа прекратит войну с Англией? – удивленно вскинула брови Виоланта.

Епископ запнулся. Его глаза забегали по убранству шатра, словно в поисках ответа. Сам он не знал, что отвечать. С одной стороны, принцесса могла задать свой вопрос просто так, ничего не имея в виду, и тогда Филаргосу придется признать, что она не так умна, как показалась вначале: ведь ясно же – без конца вспыхивающую войну может остановить только чудо. Но, с другой стороны, вопрос мог бы стать неплохим аргументом для созыва Пизанского собора, и кто знает, может, Виоланта хочет услышать приемлемое объяснение.

– Ну-у, не думаю, что это возможно так уж скоро, – осторожно начал епископ, – однако, согласитесь, ваше высочество, чем больше единства, тем это лучше для решения любого вопроса.

– Значит, чудо вы отрицаете?

Филаргос часто заморгал, не понимая, о чем речь.

– Чудо? Какое чудо?

– Явление Спасителя. Или Спасительницы. Вы же знаете о пророчествах?

«Господи, какие пророчества?».

На