– Отправите – снова сбегу, – сказал Павловцев. – Могу заявить от имени всех раненых: лежать в такой момент невозможно. Откажут ноги – на руках в Берлин вползу. – И чуть тише: – Столько же лет ждали…

Посмотрело начальство на Павловцева. Понимает: отправишь в госпиталь – снова сбежит из госпиталя. Хоть на руках, да в Берлин вползет.

– Ладно, ступайте, – сказало начальство.

Махнуло оно на «случай» рукой.

Верно начальство сделало.

Был этот бой поразительным. Фашисты подбили советский танк. Застрял он на одной из берлинских улиц. Сбили у танка гусеницу. Рядом с кирпичным домом стоит калека.

Тем же взрывом были убиты командир орудия и командир боевой машины. Остался в живых лишь механик-водитель сержант Шашков. Закрылся в танке Шашков. Ведет по врагам огонь.

Атакуют его фашисты. Заходят слева, заходят справа.

– Сдавайся! – кричат фашисты.

Не сдается Шашков. Стреляет из пушки. Стреляет из пулемета. Но вот подожгли фашисты танк. Загорелась машина. Ясно – конец танкисту.

– Аллее! Аллее! (то есть «всё») – кричат фашисты.

Ясно любому – конечно, все. Отвоевался танкист. Отходил по белому свету.

Все сильнее, сильнее пламя. И вдруг бросился Шашков к рычагам. Включил не переднюю – заднюю скорость. Сзади был дом. Доползти до него танк мог и без гусеницы. Включил Шашков скорость. Тронулся танк. В стену ударил сталью. Не удержалась стена, обрушилась. Завалила танк кирпичами и штукатуркой. Завалила, прибила пламя.

Привален, придавлен танк. Однако конец пожару. На месте танка груда развалин. Только пушка торчит наружу, только пулеметное дуло видно сквозь камни.

Открыл танкист по фашистам опять огонь. То прозвучит пулеметная очередь. То из пушки снаряд сорвется.

Обозлились фашисты. Лезут на танк, несмотря на огонь, несмотря на потери.

Танк не оружейный склад, не сундук со снарядами. Пущен последний снаряд по фашистам. Последняя свистнула пуля.

Осмелели фашисты, совсем поравнялись с танком.

– Сдавайся! – кричат Шашкову.

Подошли совсем близко. Видят башенный люк.

– Сдавайся! Сдавайся!

Приподнялась крышка люка. Вот и конец солдату.

– Аллее! Аллее! – кричат фашисты.

Ясно любому – конечно, аллее. Отвоевался танкист. Отходил по свету.

– Сдавайся! Сдавайся!

Приподнялась крышка башенного люка. И вдруг полетела оттуда граната.

Отбежали фашисты. Кусается танк.

Однако не бесконечен запас гранат. Израсходовал их танкист. Вновь фашисты приблизились к танку. Подошли совсем близко. На камни, на танк залезли. Стучат по броне:

– Сдавайся! Аллее! Аллее!

Ясно любому – конечно, аллее. Отвоевался танкист. Отходил по свету.

Не открывается люк. Какой-то настырный фашист нашелся. Стоит рядом с люком, прикладом автомата по крышке бьет.

Дубасит.

Дубасит.

Дубасит.

Достучался фашист, представьте.

Приподнялась крышка над люком. Метнулась рука из танка, сразила ножом фашиста. И тут же опять захлопнулась крышка.

Продвигались наши. Вышли вскоре сюда на улицу. Освободили из плена советский танк.

Посмотрел на друзей Шашков.

– Вот теперь аллее.

Ворвались войска в Берлин. Пробивают дорогу к центру. А в это время другие части с севера, с юга обходят город. Окружают они Берлин. Наступают навстречу друг другу два фронта – 1-й Белорусский и 1-й Украинский. Рвутся солдаты к победной встрече. В первых колоннах идут танкисты.

Бывшие лейтенанты Петр Еремин и Василий Дудочкин, те, которые принимали участие в окружении фашистов под Сталинградом, давно уже не лейтенанты. Майоры они теперь.

Повзрослели. Закалились. В боях окрепли. Не узнать их теперь по виду. Оба гвардейцы. Оба в наградах. Словом – бойцы бывалые.

Всякое было за эти годы. Сводила судьба друзей. Разводила. На госпитальные койки друзей бросала. Снова ставила в строй. Снова к больничным порогам гнула. Смерть проходила рядом, рядом совсем дышала. Нелегок их ратный путь. То вместе они сражались. То снова по разным фронтам и армиям.

Вот и сейчас… Служил Еремин во 2-й гвардейской танковой армии на 1-м Белорусском фронте у маршала Жукова. Служил Дудочкин в 4-й гвардейской танковой армии на 1-м Украинском фронте у маршала Конева.

Мечтали друзья вместе войну закончить. А нынче – ищи ты солдата в поле.

Обходят войска Берлин. Пробивают дорогу танки.

С юга идет 4-я гвардейская танковая армия, с севера – 2-я гвардейская танковая. Все ближе, все ближе танки к заветной цели.

И вот 25 апреля в 12 часов дня сомкнулись войска за Берлином. Схвачен Берлин в мешок.

Бросились танкисты разных фронтов навстречу друг другу. Радость бушует в людях. Бежит вместе с другими Еремин. Бежит и Дудочкин. Бывают же в жизни порою встречи!

– Петя!

– Вася!

Метнулись оба. И жмут в объятиях один другого. До слез. До боли. Вот это встреча!

Сошлись в объятиях, расцеловались. Стоят и смотрят. А рядом двое. Совсем безусых. Два лейтенанта. Бегут друг к другу:

– Григорий!

– Паша!

– Как мы с тобою тогда, у Волги! – сказал Еремин.

И вдруг то поле под Сталинградом, тот снег пушистый, тот день великий встревожил память. Стоят майоры – и снег пушистый перед глазами.

Подбежали лейтенанты друг к другу, расцеловались:

– Григорий!

– Паттта!

Вдруг оба видят: стоят майоры. Стоят и смотрят. Смутились лейтенанты. Зарделись оба.

И отвернулись тогда майоры. Зачем смущать им лейтенантов. Понять ли в эту минуту юным, какие чувства в сердцах майоров.

А слева, справа сюда сходилось все больше силы, все больше стали.