Арлетта заметила, что Дэвид слушает очень внимательно, и продолжала:

— Ради чего кто-то должен терять эту драгоценность? Ради того, что правители двух стран не могут между собой договориться? Из-за жадности и глупости?

Арлетта подумала, что тема очень сложная и об этом не расскажешь ребенку в двух словах. Но Дэвид был потрясен и молчал.

— Дядя Этьен хочет, чтобы я служил во французской армии, — сказал он наконец.

Арлетта, не думая, быстро сказала:

— Ты не должен этого делать ни в коем случае, Дэвид! Твой отец бы ужаснулся, если бы узнал, что ты поднял меч против своих братьев и сестер!

Она говорила так страстно, что Дэвид смотрел на нее с открытым от изумления ртом.

Арлетта поняла, что дала волю чувствам и вела себя слишком эмоционально. Но ей было трудно смириться с тем, что маленький англичанин говорит такие ужасные вещи.

— Если ты закончил, Дэвид, пойдем наверх, — сменила она тему. — Мне кажется, что Паулина уже засыпает.

— Я устала, — сонно пробормотала Паулина.

— Конечно, дорогая. Кто укладывает тебя в постельку? Хочешь, я уложу тебя?

— Нет! Где моя няня? Я хочу к няне!

В дверях появилась француженка средних лет с добрым, приятным лицом. Она нежно взяла девочку на руки, и, укачивая ее, тихо сказала:

— Крошка растет такой слабенькой, мадемуазель. Ей надо побольше спать, но монсеньор велел детям обедать вместе со взрослыми. А сегодня бедняжка не спала днем, потому что ждала, пока вы приедете.

— В следующий раз нужно постараться этого избежать, — сказала Арлетта.

— Я так устала… так устала… — тихонько простонала Паулина.

Француженка унесла ее наверх. Арлетта повернулась к Дэвиду и спросила:

— А ты, Дэвид, еще не хочешь спать?

— Пока нет, — ответил он.

— Тогда покажешь мне замок, пока еще не стемнело и можно что-то увидеть?

Дэвид согласно кивнул.

— Никто не сможет нам помешать, пока нет дяди Этьена.

Посмотреть все было невозможно. Замок был необъятным, с огромным количеством залов, комнат и переходов, винтовых лестниц и сумрачных закоулков.

Башен было три, а в центральной части здания находилось множество приемных. Их окна выходили в самый прекрасный сад, который когда-либо видела Арлетта.

Сад сильно отличался от английских, являя собой великолепный образец традиционного французского искусства. Он был похож на прекрасную декорацию, ландшафт был строго спланирован, и каждая деталь находилась точно на своем месте.

Аккуратно подстриженные газоны с лепными старинными вазонами, в которых росли экзотические цветы, строго подобранные по размерам и цвету, разделялись геометрически правильными дорожками.

В центре возвышался огромный фонтан, украшенный мраморными русалками и купидонами. Он разбрасывал мириады радужных брызг, и Арлетта невольно залюбовалась великолепным зрелищем.

Арлетта подумала, что среди такого великолепия просто не может возникнуть ни одна действительно революционная мысль.

Убранство замка было выдержано в стиле Людовика XIV, и Арлетта удивлялась, как это место могло сохраниться нетронутым во времена революции.

— Дядя Этьен говорил, что во время революции самое ценное было спрятано в тайниках и укрыто в подземелье. А туда никто не мог проникнуть.

К тому же замок далеко от Парижа, поэтому его миновала участь тех домов, которые находились в непосредственной близости от больших городов.

— Здесь было не так много людей, которые хотели восставать против герцога, — пояснил Дэвид.

— Ему повезло, — заметила Арлетта.

— Дядя Этьен еще больше из-за этого возгордился, — передернул плечами Дэвид. — Как сказал мне один слуга, теперь он возомнил себя Господом Богом!

— Мне кажется, Дэвид, тебе не следует так отзываться о своем дяде, — заметила Арлетта.

— С вами можно, — ответил Дэвид. — Вы уже враг в его глазах, даже если он вас еще не видел!

Арлетта остолбенела.

— Ты говоришь серьезно?

— Твоя тетя вынудила меня нанять английскую гувернантку, Дэвид, — сказал мне дядя Этьен, — чтобы учить тебя этому варварскому языку. Потом ты будешь мучаться в аду, который в Англии называют школой.

— Это неправда! — воскликнула Арлетта. — Твой отец и многие мои предки учились в Итоне. Все они гордились этой знаменитой старой школой! Они бы очень расстроились, услышав твои слова!

— Я готов пойти в ад или куда угодно, лишь бы подальше отсюда!

Они разговаривали в большой библиотеке. Высокие шкафы с редкими старинными изданиями мало кого оставили бы равнодушным, а что уж говорить о том, что все здесь какое-то особое, все проникнуто духом бренности и тайны. Арлетту очень огорчало, что Дэвиду неинтересно жить в таком загадочном замке. А ведь здесь столько возможных открытий для ребенка!

Арлетта присела в кресло возле холодного камина, и спросила:

— Скажи мне, Дэвид, почему тебе не нравится здесь жить?

— Это ужасно! Даже когда мама была жива, я не мог, а теперь это место стало для меня хуже тюрьмы!

— Но почему? Почему ты так говоришь?

Дэвид колебался. Арлетта подумала, ответит он правду или солжет.

— Из-за дяди Этьена. Он нас ненавидит, потому что папа был англичанином. И весь замок просто ужасен!

Он понизил голос до шепота и добавил:

— Дядя Этьен убийца! Он убил двух женщин!

Вечером Арлетта поднялась в свою комнату, которая находилась на самом верху башни. День был необычным и очень насыщенным, но в целом она осталась довольна.

Во-первых, ее приятно поразил Дэвид, который не так плохо знал английский, как полагала леди Лэнгли.

Его отец скончался, когда мальчику было шесть лет. Он разговаривал с Дэвидом по-английски. А после его смерти мать забрала детей и поселилась в замке, где английский был под запретом.

Как только они с Дэвидом начали говорить, в памяти мальчика постепенно начали всплывать английские слова, и, хотя грамматика хромала, Арлетта поняла, что скоро они добьются больших успехов, тем более что Дэвид учился старательно и с охотой.

Она настояла на том, чтобы заниматься с ним отдельно. Паулина была совсем маленькой, и для начала Арлетта решила заинтересовать девочку английскими названиями цветов, деревьев и вообще всего, что та видела вокруг.

Паулина очень старалась, но Арлетта понимала, что ей трудно, поэтому большую часть времени решила уделять Дэвиду. Это было важнее.

К тому же оказалось, что Дэвид делает ошибки в арифметике. Кроме того, его следовало научить английскому этикету. Его типично французская манера обращения могла стать в Итоне предметом насмешек.