уходил оттуда, потому что встречал комбинированный удар русских военных кораблей и орудий береговой артиллерии из крепости[92]. Японское руководство и адмирал Того знали, что успех этой внезапной атаки был относительно незначителен в масштабах всей войны[93].

Пока русский флот находился в Порт-Артуре, не было гарантии безопасности транспортировки войск. Также Того отлично понимал, что он не сможет легко заменить потерянный военный корабль. Таким образом, японцы старались удержать русский флот в Порт-Артуре, но также боялись более агрессивной тактики русских командиров. Поэтому японцы несколько раз пытались заблокировать вход в гавань и для этого топили там старые корабли и торговые пароходы [Der Russisch-Japanische Krieg 1904: 48–50,69-70]. Немецкое издание «Marine-Rundschau» («Морской вестник») так описывало впечатления от этих неоднократных попыток японцев:

Многочисленные причудливые авантюры, которые предпринимали японцы против Порт-Артура, говорят о том, что они не чувствуют себя достаточно уверенно для главного удара. С другой стороны, отчаянные попытки заблокировать вход в гавань говорят о том, что русский флот все еще представляет для них угрозу и японцы, несмотря на их успех в первых морских столкновениях, стараются парализовать его любой ценой [Der Russisch-Japanische Krieg 1904: 70].

Того не удавалось удержать русский флот, в частности, потому, что корабли из Владивостока также не бездействовали на протяжении тех месяцев, в которые продолжалась война. Однако он телеграфировал в Японию, что транспортировку войск можно начинать беспрепятственно [Steinberg 2005: 108].

В «Marine-Rundschau» это действие прокомментировали скорее с одобрением:

Несомненно, для строительства на фундаменте, который еще не заложен, необходим определенный авантюризм. И если бы русская эскадра, опираясь на данные разведки, обошла главные японские силы на море и атаковала один из кораблей, транспортирующих войска, она могла бы уничтожить этот корабль, несмотря на защиту ВМС, и это помешало бы как наземной, так и морской кампаниям врага [Der Russisch-Japanische Krieg 1904: 10].

При прочтении доклада подполковника Акиты о японской линии снабжения и ее пропускной способности становится очевидно, что при большем морском вмешательстве России так бы и произошло[94]. Но японцам везло, поскольку адмирал В. К. Витгефт (1847–1904) держал все военные корабли в Порт-Артуре, потому что он сомневался, что сможет прорваться через японские силы или что сможет нанести им серьезный ущерб[95]. Корабли оставались в гавани, и их орудия не применялись, а это могло бы изменить ход войны [Der Russisch-Japanische Krieg 1904: 9]. Русское руководство не понимало, что японцы не могли себе позволить потерять ни одного корабля, и это вынуждало Того быть очень осторожным.

Предполагалось, что ход морской войны в Восточной Азии изменит ветеран успешной войны с Османской империей адмирал С. О. Макаров (1849–1904). Он прибыл в Порт-Артур 7 марта 1904 года [Steinberg 2005: 108–109], и морской атташе Хинце писал в своем докладе из Санкт-Петербурга, что он возродит победный дух в русских войсках, в частности потому, что «в Порт-Артуре появился 21 готовый к бою миноносец»[96]. Хинце несколько раз подчеркивал, что у Макарова есть опыт, благодаря которому он воспользуется своим любимым оружием лучше, чем когда-либо.

Несмотря на все ошибки России в войне, нельзя не признать, что ее также преследовали неудачи. 13 апреля 1904 года во время боя с японским флотом корабль Макарова «Петропавловск» подорвался на мине, и человек, который призван был победить японцев, погиб в огромном взрыве вместе с экипажем. Морские офицеры, отправленные в Порт-Артур военно-морским ведомством Германии, 22 апреля 1904 года составили доклад, в котором подробно описывали обстоятельства трагической гибели Макарова:

В 2,5–3 морских милях напротив входа в гавань произошел взрыв под носовой частью корабля в районе носовой башни, но этот взрыв ощущался слабо. За ним немедленно последовал второй взрыв, который был такой силы, что носовая орудийная башня, мостик и все надстройки подлетели в воздух. Секунду спустя взорвались котлы, упали первая дымовая труба и мачта, и корабль затонул <…>. Весь процесс от первого взрыва до момента, когда корабль скрылся под водой, занял от 1 до 1,5 минут[97].

Макаров – человек, на котором держался боевой дух Порт-Артура, которого любили матросы и офицеры, погиб до того, как смог принять в войне активное участие. Его гибель стала тяжелым ударом в самое сердце русского флота[98]. История не знает сослагательного наклонения, но я предполагаю, что дальнейшие действия Макарова по крайней мере привели бы к тому, что японский флот противостоял бы на море более сильному врагу. Однако история – это факты, а не придумывание альтернативных и желаемых сценариев.

Помимо потери для русского флота, этот эпизод напомнил об опасности использования морских мин. Некоторые из них так и не взорвались, некоторые были позднее выброшены на берег. Известен случай, когда русские солдаты проверяли подобную мину и погибли, поскольку она взорвалась, и от 12 человек не осталось ничего, кроме одной головы, рук и маленьких кусочков тел[99]. Оставались неразорвавшиеся мины и после войны – в частности, в водах около Владивостока[100], – и они представляли опасность для торговых судов в Восточной Азии[101]. Рыбацкие лодки также становились жертвами неразорвавшихся мин в водах у берегов Японии[102], но подробного исследования инцидентов, связанных с подрывами на минах, оставшихся после Русско-японской войны, проведено не было.

В результате гибели Макарова миноносцы не применялись с максимальной эффективностью и по большей части оставались в гавани[103], хотя Владивостокский отряд крейсеров и продемонстрировал, что неожиданные атаки со стороны русских – это лучший способ нанести урон японским ВМС и напомнить Того, что у него нет полного контроля над водами Восточной Азии[104]. Несмотря на то что в докладе военно-морскому ведомству Германии сообщалось, что японский флот истощен месяцами боев в водах Восточной Азии[105], русские командиры не начинали крупных операций. Время от времени производились атаки с использованием миноносцев; однако русские не применили потенциал комбинированного удара и не совершили общей атаки[106]. Ночным атакам также не уделялось серьезного внимания[107]. Потенциал быстрых и маневренных миноносцев, которые впоследствии нанесут большой урон Второй Тихоокеанской эскадре, был полностью проигнорирован морским командованием царского флота. После финальной попытки 10 августа 1904 года покинуть морскую осаду в Порт-Артуре для воссоединения с владивостокским отрядом крейсеров остатки Первой Тихоокеанской эскадры находились в гавани для поддержки крепости, осажденной японскими войсками [Luntinen, Menning 2005: 241–242]. Вся надежда России была теперь возложена на адмирала 3. П. Рожественского (1848–1909), который осуществлял в это время кругосветное