По сравнению с работами многочисленных путешественников, имевших недостаточные и не совсем достоверные знания о предмете, воспоминания бывших пленных, отчеты послов и работы некоторых авторов, долгое время проживавших в столице Османской империи, обладают определенным преимуществом: эти авторы владели непосредственными сведениями об османских учреждениях, были знакомы с высокопоставленными членами османской административной элиты и в той или иной степени знали язык местных жителей, а следовательно, имели возможность пользоваться многочисленными источниками устной и письменной информации. Отчеты посольств (официальная переписка, послания, официальные и неофициальные письма и воспоминания, написанные для использования правительством и официальными лицами своей страны) особенно хорошо дополняют османские письменные источники по вопросам политической деятельности некоторых женщин из султанского гарема. Все сказанное о ценности этой группы источников нельзя, однако, в полной мере отнести к освещению вопроса о структуре и организации гарема.

Европейские послы, располагавшие сведениями о том, что при дворе султана существуют определенные политические группировки и что женщины из султанского гарема играют определенную роль в образовании и деятельности подобных группировок, не только старались добыть достоверные сведения о таких женщинах, но и стремились завязать непосредственные контакты с ними. Эти контакты осуществлялись главным образом с помощью еврейских женщин (кира)92 за определенную плату. Свои вполне достоверные рассказы о гареме султана эти информантки дополняли распространенными в столице слухами, учитывая вкусы иностранцев и их готовность щедро заплатить за интересные подробности.

Среди источников подобного рода отчеты венецианских послов представляются наиболее важными источниками для изучения султанского гарема. С начала XVI до середины XVIII в. венецианские послы регулярно посылали свои отчеты (реляции) о состоянии дел в Османской империи, а после возвращения на родину представляли Сенату подробный отчет. Среди представителей образованной элиты Венеции должность посла (байло) в Стамбуле считалась одной из самых престижных на государственной службе. В каждом отчете послы уделяли несколько страниц членам Османской династии. Для этих отчетов послы получали сведения от людей, служивших на различных должностях в султанском дворце. Разумеется, иногда эти сведения получались из вторых или третьих рук и приукрашивались различными домыслами и фантазиями. Информация, полученная некоторыми послами, ничем не уступала сведениям османских авторов, а иногда и превосходила их по достоверности и полноте. Однако теперь очень сложно определить, какие именно работы этого круга авторов могут считаться более достоверными. И тем не менее по полноте информации, охвату тем, глубине и детализации некоторых фактов, а также по достоверности наиболее значительными представляются отчеты венецианских послов XVI в.93 Многие из них приводятся в издании под редакцией Е. Альбери «Реляции венецианских посланников Сенату», серия 3, которое выходило в Венеции в 1840–1855 гг.94

Так, посол Венеции в Стамбуле в 1604–1607 гг. Оттавиано Бон в своих записках утверждает, что сумел проникнуть во дворец во время отсутствия султана. По его словам, когда султан Ахмед I был на охоте, он, Оттавиано, с помощью своего приятеля, главного садовника, проник во дворец со стороны сада, увидел султанский павильон Реван и площадку перед бассейном, расположенным около этого павильона.

Оттавиано Бон был первым европейцем, сообщившим некоторые подробности о «женах» и наложницах султана. Несмотря на малую доступность сведений о женской половине османского дворца, Оттавиано Бон приводит тем не менее некоторые сведения о выборе султанами наложниц и подробности интимных отношений султанов с этими невольницами. Его сведения о султанском дворце того времени являются самыми детальными, хотя их достоверность в ряде случаев была опровергнута впоследствии леди М.У. Монтегю95. Тем не менее сведения Оттавиано Бона цитировались почти всеми исследователями гарема вплоть до середины XX в.

Помимо работы Оттавиано Бона необходимо упомянуть сочинение Роберта Уитерса (Robert Withers), опубликованное в 1650 г. в Лондоне Джоном Гривзом Çohn Greaves). При исследовании материалов Оттавиано Бона Н. Пензер обнаружил совпадение приводимых им сведений с данными Р. Уитерса96, что может свидетельствовать о возможном заимствовании текстов.

Чарльз Джервас. Портрет Мэри Уортли Монтегю.

Среди немногочисленных работ, так или иначе касающихся гарема и двора османских султанов в XVII в., особое место занимает работа П. Рико (Р. Rycaut) (1628–1700), который в 1660-е гг. находился в Стамбуле в качестве секретаря английского посольства. По возвращении в Лондон в 1667 г. П. Рико опубликовал весьма содержательную книгу об Османском государстве97. При этом в соответствующем месте автор признается в сложности описания структуры и внутренней жизни султанского гарема. Обращаясь к своим читателям, автор пишет: «Искренне признаюсь, что мои знания об этом месте [гареме] (как и все другие мои рассказы о женщинах в Османской империи) носят относительный характер и мои сведения об этом предмете весьма недостаточны»98. Для описания гарема П. Рико, по его признанию, использовал информацию «одного сведущего поляка, который провел девятнадцать лет в османском дворце»99. Этим «сведущим поляком», вероятнее всего, был Альберт Бобовский (Бобовиус), который в начале 1660-х гг. написал воспоминания о своей жизни в Османской империи. Книга Рико была переведена на европейские языки, в том числе частично с польского на русский, и опубликована в 1741 г. в Санкт-Петербурге100. В своей книге Рико использовал также сочинение Оттавиано Бона.

С другой стороны, та совокупность слухов и фантазий о султанском гареме, что была распространена среди европейских писателей, возможно, разделялась и мужчинами, обитавшими в третьем дворе дворца Топкапы, и, может быть, даже исходила из этой среды, ибо некоторые выходцы из школы Эндеруна после добровольного ухода или изгнания из Османского государства также писали воспоминания о дворцовой жизни. В этих воспоминаниях, с одной стороны, присутствуют обида и попытки самооправдания за попадание во дворец и обслуживание султана в глазах своих соплеменников, а с другой – хвастовство тем фактом, что они были свидетелями того, как султаны удовлетворяли свои сексуальные потребности среди многочисленных наложниц. Вероятно, официальные османские авторы боялись передавать слухи и домыслы, ходившие среди обитателей мужской части дворца, поэтому дошедшие до нас мемуары написаны людьми, которые на момент фиксации своих воспоминаний уже не только покинули дворец, но и оставили пределы Османской империи. Иногда эти записки находились в распоряжении послов иностранных государств101, аккредитованных в Стамбуле. Жена английского посла леди М.У. Монтегю, которая вместе со своим мужем в 1716–1718 гг. жила в Османской империи, имела привычку писать письма своим родным и близким. В этих письмах она с утонченной насмешкой так отзывалась о тех, кто ранее писал о гареме османских султанов: «У нас имеются кое-какие, я уверена, совершенно недостаточные сведения о религии и обычаях этих людей, потому что оную часть света не посещает никто, кроме торговцев, не интересующихся ничем, кроме своей торговой выгоды, и путешественников, которые настолько мало времени проводят здесь, что не могут сообщить ничего интересного… Турки достаточно горды, чтобы не говорить с торговцами и другими иноверцами искренно. Сами турки также могут иметь недостоверные сведения [о султанском гареме], основанные на слухах, которые еще больше запутывают собеседников. По этой причине торговцы и путешественники получают в основном неверные сведения, почерпнутые из слухов и домыслов… Здесь меня особенно смешит чтение книг о путешествиях в Левант [восточное побережье Средиземного моря].