А что дальше меня ждет? Это мой основной вопрос.

Видимо, мое беспокойство передается и ему. Он не верит мне. В постель с ним ложиться не могу, это никак невозможно. Я становлюсь сильнее и активнее с каждым днем, хоть и болею, но не так затяжно и мучительно, как раньше.

При всем при том, что на спокойную жизнь с ним я согласна. Мне, в общем, теперь все равно. Не чужой же человек.

Мы с ним даже антресоль разобрали в квартире! Дышать легче стало. Это единственное дело, которое мы по дому сделали вместе за… 13 примерно лет. Он так старался, как я никогда не видела. Вот так вот я себя настроила на мир и благодать, именно так и собиралась жить дальше, совершенно не принимая в расчет, впрочем, как и всегда, а что же у Володи-то на душе творится.

Конец

Как обычно, все началось с моей бытовой просьбы не то полы пропылесосить, не то еще что…

Тут Володя и проявился. А у меня, по всей видимости, предел наступил и терпения, и всего, чего только можно.

Я следила за его словами, глазами и реакциями. И я сама умирала от ужаса узнавания правды. Мозг отказывался принимать реальность, которая мне открывалась. Это было, наверное, самое страшное, что мне довелось пережить в жизни.

На узнавание ушло полгода. Да, я не специалист. Вероятно, обученный человек с образованием понял бы раньше. Да, я не могла даже помыслить, что все настолько чудовищно. И я снова вцепилась в него мертвой хваткой. Моя измученная душа кричала: „Опровергни! Муж мой, скажи мне, что я не права! Ведь все это не так?!! Защити меня!!“

А в ответ – страх. Основная его реакция – страх. А после страха – нападение. Это у него чередовалось…

Я молодец, что не сошла тогда с ума. Просто умница.

Я предъявляла ему всю свою немыслимую жизнь с ним. И в какое-то время (оно длилось примерно неделю) он „поплыл“, если так можно сказать. Он выдал себя не словами, а реакциями. Но и словами тоже немного…

Однажды он тихо протянул, жалобно помаргивая: „Я теперь тебе совсем противен, да?“ А наутро принес мне кусок колбасы и бурчал: „Ничего, ничего… Я противен… А колбаса вкусная, есть захочешь – возьмешь“. А на мой крик: „Я же тебя просто так любила, за то, что ты есть на свете!“ ответил: „А как можно меня любить?“

Эту безумную неделю, когда он „раскололся“, я не смогу описать, это слишком… Он обхватывал голову руками, неподвижно сидел и смотрел в одну точку, иногда беззащитно по-детски моргал и жалко улыбался, а иногда странно хихикал. Иногда улыбался, но вовсе не жалобно, а сладко от своих тайных воспоминаний, и это было особенно жутко.

А после он взял себя в руки и основной мотив был такой: да ты расскажи кому угодно, кто тебе поверит? Ты просто идиотка и неизвестно что придумала…

Что сказать про меня? Когда все пазлы окончательно сложились и все непонятные и необъяснимые вещи получили объяснение, первая моя реакция была – убью. Убью, как собаку. Мне казалось, что я должна отомстить за ту девочку, которой я была когда-то. Хорошо, что удержалась. Жизнь и так его накажет. Без меня.

А потом мне его стало жалко. Его и себя. Я чувствовала свою вину. Он не был таким, когда я выходила за него замуж. Я помню тех цыплят в сильных красивых ладонях. Я помню силу и мягкий юмор.

Несчастный дурак, измучившийся сам и практически убивший меня. А он, подумав, сказал, что не сможет со мной жить. Ну, в общем, вполне понятно: он мог жить со мной ровно до того момента, пока я не узнала, чем он тут занимался. Как он смотреть-то на меня будет?

Да и у меня бы не хватило сил вытянуть его. И доброты моей не хватило бы. Я бы всегда помнила то, что он делал со мной и нашей жизнью. И не факт, что удержалась бы в доброте.

Жизнь после

Разумеется, это я сейчас, спустя почти полтора года, говорю об этом более-менее связно. В то время после моего прозрения все было не так. Я могла ночью оказаться на улице и не помнить, как туда попала. Потом очнуться, сидя на полу в ванной. Как туда попала, тоже не помнить.

А потом еще полгода я металась, не зная, что мне с этим делать. Диапазон – от желания убить до желания лечить его и спасать семью. Он не уходил, потому что мы выкупали машину. Как только выплатили последний взнос, он ушел. Машину, естественно, забрал.

Когда за ним закрылась дверь, я не могла ходить (буквально), в холодильнике не было пакета молока, и денег всего три рубля. Я не знала, как мне жить и с чего начать. Первая задача – решить, как мне дойти до кухни.

Но когда за ним закрылась дверь, я испытала такое счастье! Это счастье я не могла ни с кем разделить. Мне не нужны были сочувствующие и успокаивающие меня люди. Это мое и только мое!

Дальше все стало налаживаться. Самое главное – улучшилось здоровье. Мой дом перестал напоминать мне бункер с окровавленными стенами, в котором меня держали.

Понятно, что я никогда не буду такой, как раньше, но шансы жить у меня есть, и их куда больше, чем было.

Расскажу, что стало с Володей. Я его увидела примерно через полгода после расставания. Он очень постарел. Весь как-то ссохся. Я его даже не узнала сначала, а когда узнала, чуть не заплакала. Живет с мамой. С сыном от первого брака и невесткой не общается, с внуками тоже. Абсолютно никому не нужный человек, и ему тоже никто не нужен. Я боялась, что запьет. Нет, ничего подобного – новую жизнь начал с ремонта! Ну, умница. Я ему теперь звоню иногда. Долго не понимал, зачем я это делаю. Все спрашивал, не хочу ли я, чтобы он вернулся? Обиделся, что не хочу. Кажется, он понял, что я звоню, чтобы поддержать. Чтобы он не чувствовал себя таким несчастным и одиноким.»

Взгляд психологов на историю:

Любовь Натальи начиналась, как сказка: появился долгожданный принц. Она готова была ему все отдать, бросить мир к его ногам. Ей казалось, что их отношениям ничего не угрожает. Тревожные сигналы недовольства в рассказах о родительской семье и бывшей жене показались Наталье незначительными. Она искренне верила, что у них все будет по-другому. Наталья чувствовала свою вину, когда муж провоцировал ее на скандалы. Она долго не понимала, что происходит в отношениях с мужем, и лишь спустя годы распознала арсенал приемов психологического насилия, которые использовал Владимир. Домашнего садиста поначалу распознать очень сложно. Для Натальи стало истинным кошмаром и откровением, что причиной этого насилия являлась она сама, так как была слишком успешной, доброй, любящей и заботливой. На фоне ее успешности, доброты и порядочности муж выглядел бледно, за это и мстил.

Обычно мучители и выбирают таких женщин в качестве жертвы. Конечно, истинная суть психологического насилия не в том, что жертва слишком хороша, а в том, что рядом с нею живет садист. Наталья к познанию истинной сути своего мужа шла долго. В перерывах между издевательствами он был таким нежным, внимательным, преданным и любящим, причем, не только по отношению к ней, но и к ее родственникам. Именно поэтому Наталье было сложно понять, за кого на самом деле она вышла замуж и что это был за человек. Ее также съедало чувство вины, которое всегда сопровождает жертву: она винила себя в том, что муж ею недоволен.