В итоге царь мог «пожаловать боярами» выходцев из средних служилых слоев — например, Ордин-Нащокина или Матвеева. Но и эти талантливые выдвиженцы сидели «ниже» представителей старинных родов, далеко не всегда они могли получить назначение на должность, к которой, может быть, и были особенно способны.

В местничестве очень хорошо проявлялся точно такой же способ мышления, как и в крестьянской среде. Действие местничества доказывает, что верхи общества принципиально думали точно так же, как и низы. Бояре точно так же, как крестьяне, жили даже не семейными, а скорее даже родовыми ценностями. Если человек принадлежал к роду Долгоруких, Голицыных или Вяземских, эта принадлежность с точки зрения всего общества была несравненно важнее его личных качеств. В существование выдающихся личностей предки, что поделать, не верили, да к тому же в родах тоже были свои «большаки», железной рукой державшие семейную власть и представлявшие род во внешнем мире. Всю жизнь человек, каких бы чинов он ни удостаивался, занимал в роду подчиненное, второстепенное положение и вполне мог никогда и не стать главой рода.

Вся жизнь знатного боярина определялась в наименьшей степени его талантами или его личными заслугами и почти полностью определялась принадлежностью к роду и его местом в этом роду.

Поэтому огромное значение приобретали выяснения, происходит ли боярский род от старшего или от среднего сына князя Лычко, вышедшего из Литвы в XIV столетии. Потомки старшего сына приобретали право сидеть на одного человека ближе к царю, чем потомки среднего, и получали пусть незначительное, но преимущество при назначении на любые важные должности.

И получается, что в верхах общества, в среде знатной и порой сказочно богатой аристократии, в среде, объединявшей буквально несколько тысяч влиятельнейших людей Московии, царят те же нравы, что и в среде московитского крестьянства, почти не ушедшего от первобытно-общинного строя.

Последствия же для управления страной получались различные. С одной стороны, система становилась куда стабильнее, постояннее, чем в странах, где активные люди могли что-то изменять, добиваться личного успеха. С другой… Как писал бывший подьячий Посольского приказа Котошихин, «многие бояре на спрос государев, брады свои уставя, ничего не отвечают, потому что возводит их Государь в Думу не по уму их, а токмо по великой породе».

На другом полюсе служилого населения — регулярные части «служилых людей по прибору», те, кто «прибирались» из низших слоев населения и жили с семьями в подгородных слободах (стрелецкая, ямская, пушкарская, казацкая слободы).

За службу они не получают поместий с крепостными, но получают землю — порой не только под огороды и сады, но и под хлеб, а главное, получают денежное и хлебное жалованье. За это они должны в любой момент быть готовы выступить в поход, но в мирное время правительство не очень мучает их сборами или учебой. «Служилые люди по прибору» занимаются торговлей, ремеслом, составляя конкуренцию посадским, тем более что жалованье выдается им не особенно регулярно.

Таковы стрельцы, которых в одной Москве 20 полков по тысяче человек, и еще не менее 10 тысяч в важнейших городах и в приграничных крепостях. Это отряды пушкарей, казаков и войска, которые мы сейчас назвали бы «частями технического обеспечения»: ямщики для почтовой службы, плотники и кузнецы, воротники, затинщики, которые ставят и охраняют «тыны» крепостей.

В случае войны с посадского и уездного населения собирают «даточных людей», в основном для обозной и прочей вспомогательной службы. После войны «даточные люди», если уцелеют, могут уходить обратно домой, их никто не держит.

Почти в таком же положении оказываются и солдаты «полков иноземного строя». Даже приглашая иностранных офицеров, московское правительство не сразу организует постоянное регулярное войско. Долгое время и эти полки формируются только на время войны. В мирное же время тратить на них деньги правительство не хочет, и Уцелевшие в сражениях «охочие люди», если называть вещи своими именами, выбрасываются на улицу.

Разумеется, это самый низший разбор служилых людей Московского государства. И в этой категории слуг государства видно то же отношение к своему государству: люди честно служат ему, не понукаемые и не понуждаемые чиновниками. Общество поддерживает государство.

НЕТЯГЛОЕ НАСЕЛЕНИЕ

«Судебник» Ивана III 1495 года с простотой, достойной Московии Рюриковичей и лично московского князя, знает только две группы населения: тяглые люди, которые платят подати и тянут тягло, и служилые люди, которые правят государеву службу.

В сравнении с этим «Судебником» Соборное уложение 1649 года делает огромный шаг вперед: оно знает три основных класса общества: служилые люди, уездные люди и посадские люди.

Итак, три основных сословия, а если считать с духовенством, имеющим совершенно особые права и обязанности, — то и четыре.

Из 12 или 14 миллионов московитов примерно тысяч 200 относятся к духовенству. По всей стране раскидано примерно 80 тысяч церквей и церквушек, и в каждой из них есть священник, есть дьякон, а если церковь богатая, то есть и церковный служка.

Монастырей в Московии тоже много. При частых недородах, катаклизмах и общественных бедствиях число монахов и монахинь увеличивается — людям становится нечего есть, а монастыри всегда были местами, где можно спасти не только душу, но и тело.

Духовенство очень неодинаковое: есть чрезвычайно культурные священники, но их немного, а основная масса сельских попиков чудовищно невежественна, дика, необразованна. И здесь тоже множество рангов, градаций, типов, общественных состояний. Как во всяком феодальном обществе, в Московии почти нет людей вполне равного положения: всегда кто-то кого-то выше или ниже другого, имеет привилегии или не имеет. Даже сельские священники очень разделены по своему положению, да к тому же в разных областях страны их место в обществе весьма различно. Скажем, на севере, в Вологодском крае, традиционно почитаются монахи, а в Камаринской волости («Ах, и сукин сын камаринский мужик») их, и тоже традиционно, уважают несравненно меньше.

В некоторых местах, скажем, на Белом озере, священники сплошь и рядом вызывают духов и занимаются колдовством. В новых, недавно освоенных районах страны, где русское население не так хорошо помнит языческие времена, подобное исключено.

Внутри трех основных сословий, как мы уже видели, выделяется множество более мелких групп, порой очень различных, и тоже не все тянут тягло (те же бобыли вовсе не тянут). А кроме этих групп, по выражению В. О. Ключевского, между ними «оставались промежуточные, межеумочные слои», которые «не входили плотно в их состав и стояли вне прямых государственных обязанностей, служа частному интересу».

Имеет смысл перечислить эти нетяглые группы населения.

1. Холопы, которые тоже очень неодинаковы.

Существуют «вечные» холопы, то есть фактически почти что рабы. Закон позволяет продавать их, менять, дарить и так далее. Они — вид собственности, «говорящие орудия», и отличие от античных рабов только одно — их все-таки нельзя убивать. Дети «вечных» холопов тоже становятся холопами, их положение наследственно.