«…он изо всех сил старался вникнуть в дело. Никогда никого не обрывал, всех выслушивал и каждую минуту учился. И не боялся начальства. Это было самое главное. Когда Сталин попытался взвалить вину за неудачи в финской войне на разведку, Проскуров на совещании возразил ему очень резко и представил документы, из которых было видно, что разведка (военная. — Авт.) о последствиях этой войны предупреждала Генштаб своевременно».

Постепенно приходило понимание того, что ежовщина коверкала общество, но следует признать, что и после деятельности «кровавого карлика» продолжалась череда репрессий. Он знал о трагической судьбе своих предшественников по Разведупру- Берзина Яна Карловича, Урицкого Семена Петровича, Гендина Семена Григорьевича и Орлова Александра Григорьевича, а также уловил тонкость с кровавым оттенком в разворачивающейся чехарде поголовного отзыва резидентов военной разведки в СССР и их внезапного исчезновения. То же самое происходило и в отношении руководителей резидентур ИНО НКВД. Поэтому он очень берег зарубежных агентов и резидентов, по мере сил спасая их от отзыва в Советский Союз.

Как писал Александр Колпакиди в книге «ГРУ. Уникальная энциклопедия», «…так, он всячески препятствовал возвращению на Родину Рихарда Зорге, других резидентов. Но в целом работой в разведке он тяготился. Ему не по душе были интриги, «внутренняя дипломатия», неприглядные дела нового наркома внутренних дел Берии и странные карьерные игры наркома обороны Тимошенко».

Кстати, с Тимошенко у Проскурова возник конфликт, когда тот командовал Северо-Западным фронтом в Советско-финской войне 1939–1940 годов, войска которого осуществляли лобовой прорыв «линии Маннергейма». Он не только упрекал Проскурова за якобы слабую работу фронтовой разведки, но в одном из приказов резко раскритиковал в целом военных разведчиков РККА.

После назначения 7 мая 1940 года С.М. Тимошенко наркомом обороны СССР и одновременным присвоением ему звания маршала Советского Союза отношения их не улучшились. Убедившись в том, что нарком обороны выгораживает себя, искажая разведданные, передаваемые Сталину, молодой ершистый начальник Разведупра стал докладывать генсеку напрямую, что, конечно, обидело старого, еще с периода Гражданской войны, рубаку.

В июне 1940 года в РККА постановлением советского правительства ввели генеральские звания. И.И. Проскурову было присвоено звание генерал-лейтенанта авиации. И вдруг 27 июля 1940 года Иван Иосифович по непонятной причине был снят с должности начальника Разведупра и отправлен в распоряжение наркома обороны. После непродолжительного пребывания в «отстойнике» его направляют командующим ВВС Дальневосточным фронтом, а в октябре назначают с большим понижением помощником начальника Главного управления ВВС РККА по Дальнебомбардировочной авиации.

Это был нехороший признак, который отмечался многими попавшими под жернова власти. Он понимал это на примере других подобных акций в отношении своих коллег со стороны Кремля и НКВД. 27 июня 1941 года он был арестован по так называемому «делу авиаторов». По одной из версий, ему было предъявлено обвинение о якобы участии «в антисоветской заговорщической организации».

По мнению летчиков-фронтовиков, в частности, заместителя главкома ВВС СССР генерал-полковника авиации Василия Самсоновича Логинова, с которым автору довелось общаться в «столице летунов» Монино, «дело авиаторов» возникло так. После одного из совещаний, проходившего 9 апреля 1941 года в присутствии членов Политбюро ЦК ВКП(б), отдельных руководителей СНК СССР и руководящего состава Наркомата обороны во главе со Сталиным по вопросам укрепления дисциплины в авиации, возникла перепалка.

На вопрос Сталина о причинах высокой аварийности 30-летний начальник Главного управления ВВС РККА (главком. — Авт.) генерал-лейтенант авиации Павел Васильевич Рычагов ответил несколько дерзко вождю:

— Аварийность и будет большой, потому что вы заставляете нас летать на гробах!

В протоколе заседания указывалось:

«Ежедневно в среднем терпят крушение… при авариях и катастрофах 2–3 самолета, что составляет в год 600–900 самолетов…»

По воспоминанию присутствовавшего на совещании адмирала И.С. Исакова, «…несомненно, эта реплика Рычагова в такой форме прозвучало для него (Сталина. — Авт.) личным оскорблением, и это все понимали…»

Вынув трубку изо рта, Сталин несколько раз прошелся вдоль стола и низким спокойным голосом дважды повторил:

— Вы не должны были так сказать, — и, сделав крошечную паузу, добавил: — Заседание закрывается…

И первым вышел из комнаты.

27 июня 1941 года П.В. Рычагов был арестован вместе с группой военных, среди которых были генералы Локтионов, Штерн, Арженухин, Проскуров, Смушкевич, Володин, Каюков, Савченко и другие.

Наверное, Сталин хорошо усвоил мудрые советы о том, что, забравшись на крышу, не отбрасывай лестницу, и о том, что стариков, которые по каждому случаю тянут: «Вот в наше время…» — порицают, и справедливо. Но еще хуже, когда молодежь бубнит то же самое о современности.

Проскурова в Разведупре Генштаба ВС СССР сменил Филипп Иванович Голиков. Вот какую оценку дала ему уже упоминаемая выше Мария Полякова:

«Это был неплохой вояка, но совершенно не понимающий специфики нашей работы. Сталина он очень боялся. Работать стало трудно. Мнение Сталина для начальника разведки значило больше, чем донесения собственной агентуры. Когда Кегель (наш человек в немецком посольстве в Москве) за несколько часов до войны в очередной раз подтвердил точную дату нападения немцев, Голиков собственной рукой написал на этом донесении: «Видимо, дезинформация…»

Через несколько часов по приказу Гитлера самолеты люфтваффе обрушили сотни тонн бомб на советские города, гарнизоны и промышленные предприятия, а танковые клинья, рожденные мыслями Гудериана, вместе с моторизованной пехотой победоносно устремились в просторы Советской России. Несмотря на неимоверные героизм и мужество, проявленные советским солдатом на полях жесточайшей брани, гражданское население оставалось в недоумении оттого, что Красная армия, которая «всех сильней…», массово и стремительно отступает, а на запад потекли многотысячные колонны наших пленных.

В своих же воспоминаниях бывший врио начальника информационного отдела Разведуправления в предвоенные годы Василий Новобранец об этом времени написал более подробно:

«На одном из заседаний Политбюро и Военного совета обсуждались итоги Советско-финской войны 1939–1940 годов. Неподготовленность нашей армии, огромные потери, двухмесячное позорное топтание перед «линией Маннергейма» и многое другое стали известны всему народу. Об этом в полный голос заговорили за рубежом.

Сталину и его приближенным надо было спасать свое лицо — реноме вождя. Этому и было посвящено заседание Политбюро и Военного совета. После бурных прений решили, что причина всех наших бед в Советско-финской войне — плохая работа разведки. Это мнение всяческими способами внедрялось и в армии. Свалить все на разведку — не очень оригинальный прием. Никогда еще ни одно правительство, ни один министр обороны или командующий не признали за собой вины за поражение.