– Знаете этого парня?

Тот поднял равнодушный взгляд:

– Вроде нет. Но я здесь новенький. А что случилось?

– Он спускался за мной к сейфу, я почувствовал себя неуютно и вернулся.

– Приношу извинения за неудобство, сэр. Мы обратим внимание, не волнуйтесь. Спускайтесь, я прослежу, чтобы вам никто не помешал.

Я быстро запер в сейф оба паспорта, американский и Евросоюза, которые теперь опасался хранить дома. Наверху клерк окликнул меня:

– Оказывается, тот мужчина просто искал отдел ипотеки. Я направил его к миссис Вильямс.

Я не поленился, прошел в кабинет миссис Вильямс и поинтересовался, был ли здесь только что такой усатый брюнет. Да, такой господин только что заходил. Ах, как жаль, я его, видно, упустил. Он еще вернется? Откуда ей знать. Он узнал сегодняшний курс фиксированных ипотечных ссуд и сразу ушел.

Очень мне не нравился этот искатель фиксированных ссуд.

– Слушай, Джахангир-джан, дорогой, – я остановил коллегу в больничном коридоре, – не мог бы ты воспользоваться своими связями и помочь мне встретиться с кем-нибудь из этих семей? Да-да, из тех, о которых ты рассказывал. Те, где произошли подозрительные случаи. Да нет, не собираюсь я ничего расследовать, это какое-то недоразумение. Но хорошо бы удостовериться, что это все у меня в голове. А если нет, то хотя бы знать, что мне грозит. От предков у меня уже клочка простой бумаги не осталось, но все равно продолжает казаться, что за мной следят. Не знаю, что делать.

Семьи погибших не спешили встречаться с незнакомым русским хирургом, но Джахангир Ансари был уважаемым человеком в местной иранской общине, так что три адреса он все же раздобыл.

– Искандер-джан, начните с Кира Хаджимири. Этот человек знает обо всем, что происходит. Он в центре общины, со всеми дружит, у него со всеми общие проекты, повсюду вхож, рука постоянно на пульсе. С ним стоит побеседовать.

Через два дня я разглядывал офис Кира Хаджимири, сценариста и режиссера. Стены увешаны грамотами и плакатами незнакомых мне кинематографических шедевров. На полках красовались призы и статуэтки, стол был погребен под завалами рукописей и папок. Кир Хаджимири оказался ухоженным красавчиком лет сорока с холеной шевелюрой. Одет с уличной элегантностью в худи и почти добела отстиранные джинсы. От уличного бомжа продюсера отличали только новизна одежды и дороговизна брендов. Чтобы не выглядеть рядом с ним солидным обывателем, я закатал рукава рубашки и расстегнул пару верхних пуговиц.

– Наш общий друг доктор Ансари заверил меня, что вы правильный человек, чтобы оценить реальность моих опасений. Дело в том, что мой прадед жил в Тегеране. В 1920–1930-х он был врачом шаха Реза Пехлеви. – Это вступление у меня уже навязло в зубах, но необходимо было обрисовать ситуацию занятому человеку. – Теперь мою квартиру ограбили, и я опасаюсь, что это сделали секретные службы Ирана.

Кир несколько секунд обдумывал сказанное.

– Хм. Отдаю должное вашей фантазии. Квантовый скачок.

– Не такой уж квантовый. – Пришлось вкратце изложить историю семьи, последние события и напомнить о череде подозрительных смертей в иранской общине. – Со всеми этими людьми у меня одно общее: все мы как-то связаны с династией Пехлеви. Разве не похоже, что кто-то охотится за вывезенными шахским семейством деньгами? Допустим, иранские спецслужбы, ВЕВАК или как их там, ошибочно решили, что моя семья тоже была из числа приближенных к шаху и пользовалась его доверием. Они вскрыли квартиру и украли семейный архив, чтобы поискать, нет ли в бумагах какой-либо информации о тайных счетах шаха Пехлеви.

– А она там имеется?

– Нет, конечно. Откуда?

– Так посмотрят и бросят. Из чего здесь делать кино?

– Кино делать не надо. Но странность в том, что они не бросают. Они продолжают упорно преследовать меня.

В глазах Кира зажегся озорной огонек. Он оттолкнул кресло от стола, закинул волосатую лодыжку правой ноги на колено левой. Как полагается элегантному мужчине, он был без носков, но в лоферах Гуччи.

– Ага. Преступники идут по ошибочному следу. Или еще лучше: след настоящий, но вы сами об этом не подозреваете. Очень, очень неплохая идея. И пусть ВЕВАК все время перебегает дорогу агентам Моссада, которые пытаются помешать Ирану создать ядерное оружие. Пусть они вас похитят, – произнес он мечтательно. – Тогда получится что-то вроде пилотного эпизода «Родины»: вы возвращаетесь в Штаты, и никто не знает, чей вы шпион!

– Э, лучше не надо. Меня бы как раз сильно успокоило, если бы оказалось, что все агенты Ирана в Америке – только выдумки сценаристов, а в действительности такое никогда не случается.

– Хм. – Кир обвел рукой свой офис. – Когда вы в Лос-Анджелесе говорите о действительности, что вы имеете в виду? Что здесь, по-вашему, могущественнее, богаче, перспективнее и сильнее влияет на человечество, чем так называемые выдумки сценаристов?

– Знаете, я как раз очень надеюсь, что аналитики ВЕВАКа не обладают фантазией сценаристов Голливуда. Все наши связи с семейством персидских шахов остались в далеком прошлом. Я обычный врач, не имеющий никакого отношения к Ирану. Я на фарси слова не могу сказать.

Сценарист придирчиво оглядел меня.

– Что касается фарси, вас можно натаскать или продублировать. А вы непременно видите в этой роли самого себя? Впрочем, некоторое сходство с Джейсоном Льюисом можно уловить. И мне нравится, как у вас рефлекторно поджимается левый угол рта, когда вы нервничаете. А с русским акцентом вы умеете говорить? В любом случае необходимо удостовериться, что вы вообще способны играть. – Побарабанил пальцами по папкам, продолжая разглядывать меня. Вздохнул: – На одном русском акценте сегодня далеко не уедешь. Если вы, конечно, не хотите на всю жизнь застрять в амплуа нового русского, выпадающего мертвым из шкафа.

– Не хочу! Но боюсь им оказаться. – Теперь я и сам с раздражением заметил, что поджал угол рта. – И не могу понять: почему я? Ведь довольно легко убедиться, что никаких миллиардов у меня нет и никогда не было.

– Может, есть, но вы просто об этом не знаете. Скажем, они лежат себе где-то на Кайманах на ваше имя, и сведения об этом зашифрованы в каких-нибудь оставшихся от ваших предков письмах или завещаниях. – Задумался, устало потирая переносицу. – Хорошо бы к концу первой серии кому-нибудь отрубили голову.

Я вздрогнул.

– Давайте Реза-хану, а?

– Реза-хану? – Кир на секунду воздел глаза к потолку и тут же отбросил эту идею решительным взмахом руки. Идея упала и покатилась, подобно отрубленной голове. – Нет-нет, это вы уже сбиваетесь на абсурд. Низкий юмор Бората давно пассе. Лучше вот этому русскому полковнику, о котором вы рассказали, другу вашего прадеда.

– Его голову и так уже разнесло выстрелом!

Я понял, что столкнулся с владельцем гораздо более богатого криминального воображения, чем мое. На прощание Кир тепло потряс мне руку.