Макаров приподнял голову и огляделся по сторонам. Вроде бы Калашниковская квартира, подумал он. Шторы он поменял, что ли? И потолок? Нет, я где-то в другом месте…

Макаров сфокусировал взгляд на ближайшей стене — и мгновенно вспотел.

Всю стену занимал громадный телевизионный экран, в котором отражался слегка уменьшенный силуэт завешенного шторами окна.

Свят-свят-свят, подумал Макаров. Это что же, все еще сон? Все еще Звездная Россия?!

При этой мысли Макарову стало совсем плохо. Он зарылся лицом в матрас и закрыл голову руками. Кто-то на звездолетах летает, а я вот… Валяюсь здесь, как под забором.

— Доброе утро, — раздался со стороны окна незнакомый голос. — Как вы себя чувствуете?

Макаров со стоном повернулся.

— Плохо, — сказал он. — О-очень плохо!

— Сейчас исправим, — сказал незнакомец, раздвигая шторы. Макаров зажмурился от яркого света. Послышался легкий стук, а вслед за тем в комнату ворвался холодный свежий воздух. Май, вспомнил Макаров. У них здесь май.

— Время — одиннадцать часов, — сообщил незнакомец, — температура шестнадцать градусов. — Его спокойный, уверенный голос породил у Макарова новую цепочку воспоминаний. Хрустальный саркофаг, возвратившееся зрение, желание прыгать до потолка; высокий врач в белом халате, говоривший столь же коротко, четко и ясно. — А теперь попробуйте сесть.

Вот именно, подумал Макаров. Попробуйте.

Он сделал глубокий вдох, скинул ноги с кровати и, оттолкнувшись обеими руками, перевел себя в вертикальное положение. Голова тут же закружилась, комната опасно качнулась влево.

Незнакомец уже стоял перед Макаровым, держа в руке прозрачную чашку с темной жидкостью.

— Вот, — сказал он, протягивая зелье, — выпейте это. Потом обопритесь локтями на колени. И две минуты не шевелитесь.

Невозможно, подумал Макаров. От такого похмелья надо дня три отходить.

Он взял кружку, зажмурился, резко выдохнул воздух — и заглотил содержимое, не разбирая вкуса. Только бы не обратно, мелькнула мысль.

— Локти на колени! — скомандовал врач. Макаров уже не сомневался, что это именно врач. — Вот так!

Он помог Макарову принять классическую позу кучера и встал рядом, готовый в любую минуту прийти на помощь. Макаров посидел минуту, ожидая действия странного напитка, не оставившего после себя ни вкуса, ни запаха. Потом поднял голову.

— Простите, — сказал он, разглядев наконец стоявшего перед ним врача. — Я не должен был так напиваться.

Врач ничего не ответил. Он оглядел Макарова с ног до головы, удовлетворенно кивнул, протянул руку с чашкой к изголовью кровати. Макаров повернул голову в ту же сторону и обмер: чашка прилипла к белым, в мелкую крапинку обоям, растаяла, словно масло на сковородке, и бесшумно впиталась в стену.

Врач скрестил руки на груди и снова посмотрел на Макарова.

— Все, — сказал он. — Можете вставать.

— Точно? — с сомнением переспросил Макаров и вдруг понял, что врач не врет. Похмелье куда-то улетучилось, в тело вернулась вчерашняя легкость. Макаров осторожно поднялся на ноги и почувствовал острое желание немедленно сделать зарядку.

— Спасибо вам, — сказал Макаров, вспомнив, кому он обязан чудесным исцелением, — простите, не знаю, как вас звать…

— Не за что, — ответил врач. — Это моя работа. А звать меня можно по номеру. Второй.

— Что значит — по номеру?! – удивился Макаров. — Разве у вас нет нормального имени?!

— Коттедж Семена Лапина, — ответил врач, — поселок Уральский, средний Урал.

— Это адрес, — сказал Макаров, чувствуя нарастающую тревогу. — А имя?

— Вы не поняли, — улыбнулся врач. Он шагнул к стене, прислонился к ней спиной. — Я и есть коттедж.

С этими словами врач начал медленно растворяться в стене. Макаров разинул рот, протянул руку, чтобы вытащить своего странного собеседника обратно, но не закончил движения, потому что вытаскивать было уже некого.

— Теперь понятно? — спросил врач, появляясь из противоположной стены.

Макаров повернулся на голос. Врач, а теперь уже не врач, а человек-коттедж стоял перед ним, нисколько не изменившись — тот же бежевый комбинезон, тот же рост, те же безупречно уложенные светлые волосы и приветливое, открытое лицо.

— Вы не шутите? — без особой надежды поинтересовался Макаров.

— Зачем? — удивился человек-коттедж.

Действительно, зачем, подумал Макаров. Двадцать третий век. Тут и без всяких шуток есть отчего спятить.

— Но если вы — коттедж, — спросил он, хватаясь за последнюю соломинку, — тогда почему — Второй?

— Первый чейн обслуживает хозяина, — ответил коттедж. — А вам, как гостю, положен второй.

— Чейн? — переспросил Макаров.

— Человекообразный интерфейс, — пояснил коттедж. — Сокращение.

Двадцать третий век, подумал Макаров. С виду человек, а на самом деле… Даже непонятно, кто!

— Ну что ж, — сказал он и протянул руку. — Здравствуйте, Чейн Второй! Меня зовут Павел Макаров.

Рукопожатие чейна ничем не отличалось от человеческого. Ладонь оказалась теплой и даже слегка влажной, никакого стального каркаса под пальцами не прощупывалось. Точная копия человека, подумал Макаров. Прямо как мы с Калашниковым.

— Пойдемте, — сказал чейн, — я покажу вам дом.

— А это действительно дом? — уточнил Макаров. — У меня такое ощущение, что комнаты в нем то появляются, то исчезают…

— Так обычно и бывает, — кивнул чейн. — Но этот дом не меняется. Семен Петрович построил его своими руками.

— Да?! – воскликнул Макаров и многозначительно посмотрел на стену. — А как же…

— Да вот так, — ответил чейн, поняв вопрос с полуслова. В мгновение ока он сделался жидким, обрушился на пол тяжелыми вязкими каплями, расплылся стремительно просветлевшей лужей и без остатка впитался в неструганое дерево. — Мы существуем между обычных вещей, — продолжил чейн, спрыгивая с потолка. — Но сам дом — настоящий!

Макаров покачал головой и засунул руки в карманы. Сделав это, он наконец осознал, что на нем все те же старые джинсы и рваная коричневая куртка, в которых он вышел из подвала к майскому солнцу двадцать третьего века. Правда, на теле они ощущались как новенькие, и пахли утренней свежестью. Выстирали, пока я спал, подумал Макаров. Обслуживание, как в пятизвездочном отеле.

— Ну, тогда пойдемте, — сказал Макаров.

Чейн тут же оказался у двери, раскрыл ее и вышел в следующую комнату.

Архитектура Семена Лапина оказалась столь же лаконичной, как и его речь. Дверь спальни выходила в прямоугольный зал со стеклянной крышей и громадным, почти во всю стену окном с видом на реку. Посреди зала располагалась лестница на первый этаж, вдоль глухой стены выстроились двери в гостевые комнаты, у длинного окна стояли три столика и дюжина стульев.