Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не знаю. Молотки? Плоскогубцы? – отвечает миссис Рон, прикуривая. – Их было четверо.
– Они околачивались у забора детского сада? – спрашиваю я.
– Ну, так далеко я не вижу, – отвечает она.
– Они ушли с большой сумкой? В которой лежала рыба? – спрашивает Рене.
– Не знаю. По ночам я курю только раз, – поднимает она сигару.
– Не было ли среди них подростка с ирокезом? – спрашиваю я.
Рене буравит меня взглядом, будто лучом смерти. Знаю, знаю. Она не хочет, чтобы преступником оказался её брат. Она терпеть не может, когда другие думают про него что-то плохое. Интересно, это её ошибка или моя? Я должен встать на её сторону и притвориться, что Аттила кристально чист, ведь именно так она и думает. Но поступи я так с самого начала, мы бы не узнали кое-что очень важное.
– Точно сказать не могу. На них были чёрные шапки.
День первый. Ошибка десятая
Мы прощаемся и уходим. Я на всякий пожарный меняю тему разговора. Мы подходим к библиотеке и муниципальному центру Брант Хиллз, у которого я вспоминаю, что надо поискать «Ночного садовника».
– Рене, можешь подержать собак? Я заскочу за книгой, которую нам сейчас читают.
– Уууу. Эту страшную? Ура! Можно я почитаю после тебя?
– Может, отведём их на теннисный корт, где можно запереть ворота?
– Да ладно. Я справлюсь. К тому же, что я буду делать, если кто-нибудь захочет поиграть в теннис?
Люди с ракетками и мячами. Рене права. Я привязываю Понга к скамейке, а Рене берёт Пинга на руки и садится на неё. Я убегаю в библиотеку.
Коридор между библиотекой и спортивным залом служит игровым центром. Здесь играют в настольный хоккей, футбол и теннис. Пара карапузов дёргает ручки настольного футбола, а в хоккей играют девочка с мамой. Все они просто дурачатся.
У стола для пинг-понга обстановка более напряжённая: дуэль в самом разгаре. Два старика гоняют мяч туда-сюда. Сгорбившись над столом и натянув кепку до самых ушей, мистер Ковальски, тот самый старик-бегун, сегодня выглядит как-то иначе. Он кажется не таким древним, как обычно. Его осанка выправилась, а вот лицо сморщилось от напряжения ещё больше. Он бьёт по мячу, который тут же отлетает на другой конец стола.
Его соперник одним махом отправляет мяч обратно.
Удар – мяч на другом конце стола, ещё удар – мяч обратно. Мне нравится, как он стучит по столу.
Я хочу задержаться и посмотреть игру. Но не могу надолго оставить Рене с двумя собаками. Ведь я же профессиональный выгульщик. Я бегу в библиотеку и ищу по автору на О – Оксье Джонатан. Книга в отделе для школьников. Остался один экземпляр с деревом на обложке, на котором с лейкой в руках сидит странный человек в цилиндре. Я хватаю книгу и выписываю её.
По дороге к выходу я цепляю взглядом странное объявление, приколотое к доске. «Насладитесь искусством в Берлингтоне», – написано голубыми буквами. С буквами соседствуют достопримечательности Берлингтона: навесной мост, пирс, мэрия и сама галерея искусств. Можно принести с собой любое произведение искусства – картину, скульптуру, инсталляцию. Главное, чтобы на создание этого произведения автора вдохновил Берлингтон. Все экспонаты будут выставлены в галерее. Победитель получит стипендию и гипотетическую возможность устроить собственную выставку. Также можно получить приз зрительских симпатий – пятьсот долларов. Погодите-ка… Я достаю телефон, чтобы посмотреть на дату. Завтра последний срок для подачи заявки. Наверно, Аттила уже не успеет. Я делаю снимок объявления и на всякий случай отправляю его Рене.
Затем я снова бегу на улицу.
Пинг и Понг кого-то обступили. Кого-то, кто остановился, чтобы восхититься ими. Кого-то, кто носит легинсы с кувшинками и толстовку.
– Ой, какие миленькие, – говорит она, зажав под мышкой несколько больших книг в твёрдом переплёте. Эта девочка тоже побывала в библиотеке.
– Тот, что поменьше, очень любит целоваться, – предупреждаю я, как только она склоняется, чтобы погладить Пинга.
– Да? Я не возражаю.
Да, да, люди думают, что собаки, которые вылизывают им лицо, такие милые. Но Пинг-то любит засунуть язык прямо в рот, или ещё хуже – в нос.
– Пинг, сидеть!
Порой он так увлекается, что может и прикусить слегка.
– Пинг, НЕТ! – сегодня он слишком возбуждён. Я пытаюсь дотянуться до его спины, чтобы усадить, но промахиваюсь. Он умудряется подпрыгнуть до её лица.
– Ай! – Девочка руками закрывает нос, пока книги с грохотом летят на землю.
У меня кружится голова. Я не боюсь вида крови, но она просачивается сквозь пальцы из прокола в носу. Я зажмуриваюсь.
– Чья это кровь: твоя или собаки? – спрашивает Рене.
Я заставляю себя открыть глаза.
Рене опускается на колени.
– Мальчик мой, иди ко мне. – Она хватает Пинга за морду и осматривает пасть. – Ты не ранен? – по обыкновению, она черства со всеми, кроме Аттилы.
– Ты в порядке? – спрашиваю я у девушки в толстовке.
– Нет, собака разорвала мне нос, – раздражённо бросает она. Звучит так, будто ей и не больно вовсе.
– Ну, ты сама виновата, – выдаёт Рене. – Даже дети знают, что надо спросить разрешения, перед тем как гладить чужую собаку.
– Рене, прекрати. – Я не могу поверить, что она сказала это вслух и поворачиваюсь к девушке. – Прости нас. – Я лезу в карман. С того дня, когда Пинг сбил с ног скейтбордиста, я ношу с собой всё, что нужно для оказания первой помощи. У меня в кармане небольшой мешочек с антисептическими салфетками. Я вскрываю упаковку. – Давай я помогу. – Я начинаю утирать кровь с её носа салфеткой. – Может, лучше вытащить эту штуку?
– Нет, так дырка зарастёт.
– Пинг порезал язык! – докладывает Рене. Понг суетится у неё под ногами, явно желая помочь.
– Я не знаю, как наклеить пластырь на твой нос, если в нём останется эта блестящая штука, – хмурюсь я.
– Дай, я сама! – Девушка прижимает рану. – Ты с ума сошёл? Я не позволю незнакомцу трогать моё лицо.
И здесь я вспомнил, где видел её. Передо мной та самая девушка, которая забрала уродливую рыбу с той кучи мусора.
– Собака привита от бешенства? – спрашивает она.
– Конечно, – отвечаю я.
– А ты прививалась от столбняка? – спрашивает Рене.
Я толкаю Рене локтем и как бы говорю взглядом: «Будь повежливей».
Всё может закончиться очень плачевно. Если девушка напишет заявление в службу по контролю животных, Беннеты точно не скажут спасибо. Или ещё хуже – Пинга могут признать опасным для окружающих, а это значит, что нам запретят спускать его с поводка и выгуливать без намордника.