Отец Миядзаки, Кацудзи, родился в 1914 году в Рёгоку, традиционной части Токио, по-прежнему известной своей атмосферой «ситамати», или старинного города. Рёгоку находится недалеко от Асакусы, ныне популярного района для туристов, которые стекаются к храму Сэнсо-дзи. В молодости Кацудзи это был район развлечений, от довольно сдержанных (таких, как западный театр и опера) до распутных (например, «чайных домов», где на самом деле находились бордели). По словам Миядзаки, его отец «постоянно» ездил в Асакусу, когда был моложе, и всё время рассказывал сыновьям, как там «здорово»[54].

Район окружает река Сумида, главная артерия, которая во время рождения Кацудзи несла через Токио еще чистые воды; ее режиссер ностальгически изображает в картине «Ветер крепчает». Кстати, примерно ко времени создания фильма «Ветер крепчает» Миядзаки, кажется, стал проявлять более глубокий интерес, если не понимание, к своему отцу, или, по крайней мере, к его жизни и его эпохе. В своей статье в «Нэппу» и интервью с историком Хандо Казутоши он подробно рассказывает о фильме, снятом великим режиссером Ясудзиро Одзу. Картина под названием «О чем сейчас мечтает молодежь?» (Seishun no yume imaizuko, 1932) повествует об учебе молодого человека в университете и его вступлении во взрослую жизнь, когда он наследует компанию отца. Миядзаки описывает свое удивление, которое испытал, увидев главного героя фильма, точь-в-точь такого же, как его отец. Он описывает главного героя как квинтэссенцию модан бой (современного мальчика).

Красивый молодой герой Хорино – «искатель удовольствий», «анархист», который «сопротивляется власти», – этими же словами Миядзаки описывал своего отца[55]. Он позволяет себе такое баловство, как, например, помощь друзьям в списывании на экзамене, причем не только в престижном университете Васеда (где учился отец Миядзаки), но и позднее, когда те же самые беспутные друзья проходят собеседование на работу в его же компанию. Однако в конце фильма Хорино исправляется – уступает девушку, которую любит, своему другу и, кажется, достигает определенной зрелости в понимании человеческих взаимоотношений.

По-видимому, с Кацудзи этого не произошло, по крайней мере в глазах Миядзаки. Режиссер не скрывал ни хвастливости и безответственности отца, ни других его «распутных» качеств, в том числе сомнительной деловой этики: Хаяо обвинял своего отца в продаже военным некачественных деталей самолетов. В интервью 1995 года художник рассказал, что еще в старших классах отец говорил ему: «Когда я был в твоем возрасте, я уже платил за девочек-гейш». В том же интервью он прямо заявляет, что на похоронах отца «все собравшиеся согласились с тем, что тот за всю жизнь ни разу не сказал ничего особо возвышенного или вдохновляющего»[56].

Довоенное патриархальное общество Японии по умолчанию допускало мужчинам, особенно при деньгах, вступать в сексуальные отношения вне брака, да и вообще пьянящая атмосфера 1920-х и начала 1930-х годов поощряла эксперименты всех видов. И тут же следует отметить, что Кацудзи пришлось пережить беспрецедентно жестокую войну, одновременно управляя домашним хозяйством и фабрикой, и зарабатывать на жизнь, ухаживая за тяжело больной женой после войны.

Арата вспоминает: «Отец по-настоящему заботился о нашей матери»[57]. Он приходил домой и рассказывал ей о том, что происходит в компании, а по воскресеньям брал на себя готовку. Миядзаки рассказывал, что отец ушел из армии, сказав своему командиру, что у него дома жена и ребенок и его нельзя отправлять на фронт. Режиссер, кажется, с пренебрежением относится к тому, что отец решил не служить в армии, но в то же время отмечает, что без этого решения сам бы он не появился на свет: «За это я благодарен»[58].

Миядзаки также признает «реалистические взгляды» отца, которому удалось «заработать на войне», даже если речь шла о взяточничестве и продаже бракованных деталей. Кацудзи считал, что «участвовать в войне могут только идиоты», и такое отношение стало частью сложного двойственного отношения к войне самого Миядзаки. Он размышляет: «Я ведь похож на него. Я унаследовал анархические настроения своего старика и отчасти равнодушное отношение к учету всех противоречий»[59].

Последнее замечание становится особенно очевидно в картинах и манге Миядзаки о военных приключениях. Часть образа его отца мы видим в персонажах-плейбоях, например Люпене из «Замка Калиостро» и Марко из «Порко Россо». Но что-то мрачное в их личностях – скорее всего, их общая черта уже с самим режиссером.

В его картинах мало выражений взрослой сексуальности, за редкими важными исключениями в «Порко Россо» и «Ветер крепчает». Такая сдержанность вполне объяснима, ведь изначально целевой аудиторией Миядзаки являются семьи с детьми, но при этом встает вопрос, повлияло ли поведение его отца на уход от сексуальности в фильмах.

Вероятно, поведение отца способствовало и возникновению прочных уз между матерью и сыном. Арата рассказывает, что в то время их мать была прикована к постели, и «больше всего о том, чем они занимаются в школе, ей рассказывал, наверное, Хаяо». Его биограф Оидзуми считает, что, «несмотря на интроверсию, во время учебы в начальной и средней школе мальчик впитал в себя все виды культур». Оидзуми задается вопросом, какие разговоры были «у прикованной к постели матери с сыном, чей мир постоянно духовно расширялся»[60].

Интересно, связано ли как-то предупреждение Миядзаки «не дайте родителям вас съесть» с его близкими отношениями с матерью, особенно в тот момент, когда он изображает, как мать «проглатывает [маленького мальчика] в своей утробе и лишает его силы»[61]. Несмотря на временную физическую слабость, Ёсико Миядзаки была во всех отношениях женщиной сильного характера. От туберкулеза ее спасли антибиотики, и она дожила до семидесяти двух лет. В конечном счете Миядзаки помнит не столько ее хрупкость, сколько ее жестокость. Она не очень любила хвалить своих детей, как и всё остальное человечество. Миядзаки любит цитировать любимую поговорку матери – «Ningen wa shikata ga nai mono» («Люди безнадежны») – при этом настаивая на том, что сам настроен менее «нигилистически».