Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нужно!
Главный церемониймейстер вытер вспотевший лоб и махнул рукой.
Задымились священные курильницы, зазвенели священные колокольчики, хор младших жрецов завел священный гимн «Яви свой лик, небес владыка, а то без тебя нам как-то дико…».
Зубост Дерг пинком отогнал жреца-стилиста и занял положенное место – справа от главного церемониймейстера.
Сам обряд смотрелся довольно скучно. Не имелось спецэффектов вроде облаков разноцветного дыма, рева из-под земли или бьющих с неба молний, и грудастые, скупо одетые девицы не ложились под жертвенный нож.
Но вызов был рассчитан не на эффектность, а на эффективность, и использовался лишь в те моменты, когда служители Отца Богов хотели не выпендриться, а на самом деле обратиться к Бевсу-Патеру.
У Зубоста Дерга от вытья хора звенело в ушах, а от сладкого дыма чесалось в носу.
Он встрепенулся, лишь когда все до единого факелы в храме погасли, а через мгновение засияли вновь, куда ярче, чем раньше. Статуя исчезла, а на ее месте оказался лысоватый, довольно полный мужчина, наряженный только в лавровый венок.
Судя по состоянию его, гм… атрибутов, бог только что был очень занят.
Жрецы дружно повалились на колени, наполнив зал шорохом одежд и стуком лбов об пол.
– Надеюсь, вы позвали меня не просто так… – негромко сказал Бевс-Патер, и колонны из розового мрамора, гордость и украшение храма, тоненько задребезжали. – Встань, жук… нет, оса… или гусеница?
– Червь, господин, – подсказал Зубост Дерг.
– Точно, – кивнул Отец Богов. – Встань, червь! И реки… э-э-э, чего тебе надо! Чудо какое, что ли?
Верховный жрец спешно поднялся и, стараясь не глядеть на, гм… атрибуты Бевса-Патера, рассказал про страшный сон.
– Зло придет? – глаза бога вспыхнули алым огнем. – Очередное дурацкое пророчество? И ради этого ты оторвал меня от… от… от божественных обязанностей? Как ты посмел, жук? В смысле, червь!
– Все к вашей вящей славе, господин, – пролепетал Зубост Дерг, прикидывая, спасет ли резиновый коврик под ногами от божественной молнии.
– Ладно, – Бевс-Патер почесал лоб, – если честно, то я несколько утомился от этих обязанностей, – он оглянулся через плечо, словно проверяя, не подслушивает ли кто. – К вам в город заявился демон!
– Обычный демон?
– Нет. Один из тех, кого страшатся даже сородичи. Даже я, – бог хмыкнул, – не захотел бы встретиться с ним в темном переулке. И как ты используешь это к моей вящей славе, гусеница?
– Червь, господин, – вновь подсказал Зубост Дерг и мозг его, обильно смазанный страхом, завертелся с такой скоростью, что из ушей полетели искры и пошел дым. – Мы сможем… это… типа… поймать его, доказав тем самым, что по городу у нас расхаживают демоны, а маги, допустившие подобное, ни на что не годятся!
– Ну и что?
– Ведь маги не чтят вас! Посрамление безбожников – благое дело!
– Да? – Бевс-Патер задумался, безупречно гладкий лоб его с усилием наморщился. – Но если ты осрамишь мое славное имя, – колонны вновь задребезжали, – то я превращу тебя в пепел, паук!
– Червь, господин…
– Да, все время забываю, – донесся уже слабеющий голос, и бог пропал.
В храме остались только жрецы.
Ну и еще ошеломление, написанное на лице у Зубоста Дерга.
Мешок дергался и время от времени шипел, точно внутри выясняли отношения коты.
– Ну что, откроем? – спросил Арс, с надеждой поглядев на приятелей.
Тили-Тили просвистел что-то неразборчивое, Рыггантропов не без успеха сделал вид, что не понимает, о чем вообще идет речь, а Нил Прыгскокк смущенно уставился в стену.
Утром библиотекарь вручил студентам мешок с запрятанным в него куском знания и заявил, что больше ничем не может помочь. Выбравшиеся из университета приятели заскочили в «Утонченное блаженство», чтобы укрепить нервы, ослабленные визитом в подземелье.
Когда Арс вспомнил про мешок, Рыггантропов как раз собирался обменять его на кружку пива.
Топыряк почти силой вытащил друзей из кабачка и повел в переулок Семи Гномов, где снимал комнату. Ну а тут выяснилось, что энтузиазм напрочь покинул охотников на демона.
– Надо хотя бы защитный круг начертить, – вновь подал голос Арс. – Кто помнит, как это делается?
Тили-Тили поднял руку и вытащил из-под мантии кусок мела.
– Рисуй! – радостно закивал Нил Прыгскокк.
Йода зашипел, точно целый клубок змей, и замотал головой так, что уши его заколыхались.
– У него просто есть мел, – вздохнул Топыряк. – Придется лезть в записи.
И он потянулся к столу, где кипами лежали конспекты лекций, слегка помятые книги и прочая бумажная ерунда, без которой не существует ни один нормальный студент.
А ненормальный – тем более.
После недолгих поисков, завершившихся падением учебника по прикладной магии на голову Рыггантропову, описание круга оказалось найдено, и Арс с Нилом принялись рисовать, пыхтя и сталкиваясь лбами.
– Типа? – удивленно сказал Рыггантропов, когда на полу появился рисунок, походящий на покрытое закорючками перекошенное яйцо.
– Э… да, – Арс почесал подбородок, – круг получился не очень… круглым. Но это же не главное, правда?
– Скоро узнаем, – мрачно проговорил Прыгскокк, взятой из угла метлой подталкивая шевелящийся и шипящий мешок к центру круга. – Эй, Рыггантропов, развязывай!
– А чего я?
– Мы рисовали, Тили-Тили дал мел, – объяснил Топыряк. – Настала твоя очередь проявить себя.
На самом деле, если кто и имел шансы устоять против магической энергии, то только Рыггантропов. Заклинания отскакивали от его округлого черепа, как теннисные шарики от стенки, а самые хитрые проклятия отступали, столкнувшись с простым, как бульдозер, разумом двоечника.
– В натуре, ладно, – сказал Рыггантропов, поднялся и, наклонившись к мешку, содрал с него веревку.
Зашипело, и волна гневно булькающего сияния прянула в стороны, ударилась о невидимые стенки магического круга. Посреди комнаты будто вырос громадный стакан из желтого сверкающего стекла.
Внутри «стакана» ошеломленно моргал Рыггантропов.
– Выходи давай! – гневно прорычал Арс. – За твоей за… спиной ничего не видно!
– Ага, – двоечник как ни в чем не бывало выбрался из столба света и сел на место, а внутри «стакана» начало формироваться некое изображение.
Тили-Тили сердито засвистел.
– Что это такое? – Нил Прыгскокк толкнул Арса локтем.
– Вот уж не знаю, – ответил Топыряк, разглядывая штуковину, больше всего похожую на уродливую трубу, увешанную множеством монет на веревочках и щегольским гребнем из металла.