В НЕМЕЦКОЙ КОМЕНДАТУРЕ

Дела преступников, выпущенных немцами из гладовской тюрьмы, были неинтересны. Два хулигана подрались на танцевальной площадке городского клуба… Продавец продовольственного магазина обвешивал покупателей… Пьяный ударил милиционера…

Немецкий комендант города Гладова со скучающим видом слушал переводчика. Тот листал страницы захваченных следственных дел, просматривал протоколы допросов и кратко излагал суть преступлений.

…Приемщик скупочного пункта принимал в продажу краденые вещи… Некий Гармаш осужден за кражу леса… Колхозница Окунь занималась самогоноварением…

— Чем занималась? — переспросил комендант.

— Самогоноварением, господин капитан.

— Самогоно… варение? Что это значит?

Переводчик задумался. Русскому языку он учился у матери — опереточной певички, бежавшей в девятнадцатом году от большевиков в Германию.

— Самогоноварение… само-гоно-варенье… варенье… — повторял он про себя, стараясь докопаться до смысла слов. — Варенье. Это связано с вареньем, господин комендант, — убежденно сказал переводчик. — Надо полагать, что, в целях экономии сахара, большевики запретили населению варить варенье. А эта колхозница, очевидно, была уличена…

— Неинтересно! Читайте дальше.

— Дело лесника Марченко, Тимофея Петровича. Сейчас, господин комендант. Айн момент!

…Ага! Это, господин комендант, довольно интересно… Это то, что нам нужно. Если вы позволите, я переведу вам первый допрос этого Марченко.

— Я слушаю… Только без утомительных подробностей… Русские слишком многословны…

— Совершенно верно, господин комендант. Если вы позволите, я постараюсь все изложить своими словами. Допрашивается лесник из деревни Зоричи. Фамилия лесника — Марченко. Он обвиняется в том, что, будучи арестованным в тысяча девятьсот двадцатом году в Крыму властями барона Врангеля, выдал на допросе участников большевистского подпольного ревкома и согласился быть секретным агентом белогвардейской контрразведки. Не подозревая о предательстве Марченко, севастопольские подпольщики-коммунисты напали на участок, где он содержался, освободили его и переправили в горы к партизанам. Вскоре Марченко удалось сообщить властям барона Врангеля о местонахождении штаба партизан, в результате чего были захвачены и расстреляны восемнадцать партизан. Деятельность Марченко в пользу белых продолжалась вплоть до занятия Красной Армией Крыма…

— Прекрасно! Это ценный человек! — оживился комендант. — Он представляет для нас интерес.

— Безусловно! И знаете, господин комендант, чем дальше я читаю этот протокол, тем он становится интереснее. Разрешите заключительную часть допроса прочесть вам полностью.

— Читайте, только быстрее!

— Слушаюсь. Допрашивает старший следователь Быховский.

— Как фамилия следователя?

— Быховский, господин капитан.

— Еврей, конечно, — поморщился немец. — Читайте дальше.

"Вопрос: Обвиняемый Марченко, в распоряжении следственных органов имеются доказательства, из которых явствует, что вы за последние месяцы вели контрреволюционную пропаганду среди колхозников. Вы утверждали, что наша доблестная Красная Армия, в случае войны, будет разгромлена фашистами в первую же неделю. Вы подтверждаете этот факт?

Ответ: Я не говорил, что Красная Армия будет разбита в первую же неделю, а говорил, что она не в состоянии отразить натиск немецких механизированных войск".

— Прекрасно! — воскликнул комендант. — Именно такие люди помогут нам ввести в России новый порядок. К чему приговорил его советский суд?

— К расстрелу, господин комендант.

— Великолепно! Значит, мы спасли его от смерти! Он будет служить нам, как преданная собака! Где он сейчас… этот… как его?..

— Марченко, Тимофей Марченко, господин комендант. Он здесь, в коридоре комендатуры. Там же находятся и все остальные выпущенные нами из тюрьмы.

— Введите Марченко.

— Слушаюсь!

Переводчик распахнул двери и крикнул в коридор:

— Марченко! Входи!

Тимофей Петрович, комкая в руках измятую кепку, вошел в комнату и робко остановился v порога.

— Подойди ближе! — приказал через переводчика комендант.

Продолжая мять кепку. Тимофей Петрович подошел к столу.

— Два шага назад! — крикнул комендант. — Я не хочу, чтобы его блохи прыгали на меня! Пусть отвечает на вопросы. Предупредите его: я церемониться не люблю. Будет врать — повешу! За что тебя арестовали большевики?

Мордастый сын певички перевел вопрос коменданта.

— Докопались до прошлого, господин офицер, — мрачно сказал Марченко.

— До какого прошлого?

— Узнали, что выдавал в гражданскую войну подпольщиков и партизан.

— Когда тебя арестовали?

— В ночь с двадцать второго на двадцать третье июня. А расстрелять должны были сегодня. Только не допустил господь…

— Не господь, а Германия спасла тебя!..

— Так точно, господин офицер, Германия!

— Значит, понимаешь, кому обязан жизнью?

— Так точно, господин офицер. Германии!

— Где ты живешь?

— Поблизости. В деревне Зоричи, господин офицер.

— Зоричи? — перед гитлеровцем на столе лежала карта района. — Зоричи? Нашел. Это близко. Разрешаю тебе вернуться домой. Будешь следить, чтобы в деревне выполнялись все указания немецких властей.

— Можете не сомневаться, господин офицер! В Зоричах не знают, что я был арестован. Там меня считают коммунистом. Я, как вернусь, быстро выведаю, кто за новый порядок, а кто — за большевиков…

Слова Марченко пришлись по душе коменданту.

— Хорошо. Прежде всего выясни, кто из коммунистов остался в Зоричах. Нет ли там евреев или цыган. Вот тебе пачка сигарет Через час придешь в канцелярию, получишь надлежащие документы…

Оставшись наедине с переводчиком, комендант сунул следственное дело Марченки в ящик стола и сказал, поворачивая ключ:

— У этого типа есть все основания любить новый порядок.

— Безусловно, господин комендант.

— Впрочем, нам его любовь не нужна. Все равно он будет служить великой Германии, как собака хозяину! Вы думаете, собака служит хозяину, виляет перед ним хвостом, потому что она его любит? Вздор! Она служит ему, потому что хозяин ее кормит и может в любую минуту пристрелить. Вот и этот русский будет нам так же служить! Потому что я могу повесить его на первом же суку! Но все-таки его надо проверить. Никому нельзя доверять, особенно русским…

— Господин комендант абсолютно прав, никому нельзя верить…

— Вызовите следующего. Того, кто покупал краденые вещи.

— Степана Щура? Слушаюсь!

Щур вошел в комнату, широко и беззаботно улыбаясь. У Щура не было оснований бояться фашистов. Наоборот, бояться ему приходилось советскую власть. Он уже не раз сидел в тюрьме за воровские дела и разные жульничества.

Щур уставился на немецкого коменданта, спокойно ожидая вопросов.

Это спокойствие немец принял за наглость. И он произнес, глядя в упор на Щура:

— Жуликов мы вешаем! И я не намерен делать исключение для такой наглой свиньи, как ты! Сегодня же, подобно маятнику, ты будешь раскачиваться на виселице!

Услышав переводчика, Щур обомлел от страха, затрясся и завопил визгливо:

— Пощадите, господин комендант! Я большевиков сам ненавижу. Я вам всех коммунистов назову, которые в нашем городе! Я всех знаю! Перед господом богом клянусь служить немцам до самой смерти! Уж вы поверьте мне, господин комендант!

— Перестань вопить! Повторяю, тебя надо повесить. Но я подожду. Посмотрю, как ты будешь нам служить. Может быть, я и помилую тебя… если ты заслужишь. Садись за стол и пиши фамилии всех известных тебе коммунистов…