Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только как услышать мертвеца, если он стоит и не шевелится? Мертвый не дышит, не переступает с места на место, у него не устают ноги, ему наплевать на холод. Он может часами стоять столбом и напасть, когда никто не ожидает. Может быть, сейчас там, невидимые в темноте, стоят десятки, сотни мертвых чудищ. Стоят. Ждут.
Леон вздрагивал. Всматривался туда, где, как ему показалось, что-то блеснуло. Но всякий раз он убеждался, что это льдинка отразила свет огня или просто померещилось. Так продолжалось довольно долго, и через некоторое время чувства Леона притупились. Даже страх отступил. Устал пугать.
Да и холодно стало. Не до страхов становится, когда мороз колкими мурашками начинает бегать по спине.
Наконец отец хлопнул по спине съежившегося Леона.
– Замерз?
– Нет. – Мальчишка помотал головой, но получилось не очень убедительно.
– Тогда давай-ка дуй во-о-от к тому костру, видишь, где большая вязанка хвороста. И принеси нам горячего отвару. Кружки только возьми. А палку оставь. Мешать будет. Понял?
– Ага!
– Дуй.
Леон побежал с удовольствием, от одного только быстрого бега стало теплее. Можно было бежать по протоптанной вдоль кольца костров тропке. Но мальчишка несся по целине, вспарывая снежное поле фонтанами белоснежных брызг. Вскоре он тяжело задышал и к походной кухне подошел уже запыхавшийся, даже чуть взопревший.
Тут хозяйничал дед Скагге. Старый, но крепкий бородач, который по сей день сам ходил в поле за плугом, хотя и сыновья у него были уже взрослые, такие же крепкие и сильные. Вон они, несколькими кострами дальше несут свою вахту.
– Дедушка… – Голос Леона прервался. Он тяжело втянул воздух.
– Чего носишься? – проворчал старик. – Переполошишь всех напрасно.
– А вдруг не напрасно? – возразил Леон. Старик Скагге был ворчлив, но добр. С ним можно было поспорить.
– Ха. – Дед глухо хохотнул в бороду. – Если бы чего случилось, ты бы, пострел, кричал бы так, что в деревне слышали бы!
И он заухал, как старый филин на суку.
– Ладно, – протянул Леон. – Меня папка послал отвар взять.
– Холодно? – ехидно поинтересовался дед.
– А вам, можно подумать, тепло?
– Мне-то? Мне-то самому холод побоку! Я его и не чувствую вовсе.
– Как это? – удивился мальчишка.
– А вот так. Может, я. – Дед делано огляделся по сторонам и, наклонившись к Леону, прошептал: – Может, я того.
– Чего? – Леон тоже перешел на шепот.
– Тоже мертвяк! – рявкнул Скагге и довольный откинулся на санях, захохотал.
Леон сплюнул. Тоже мне взрослый.
– Кружки давай! – Дед тряпицей откинул крышку котла, зачерпнул из него большущим деревянным половником.
Обратно Леон возвращался уже по тропке. Осторожно, чтобы не расплескать.
Добирался долго, как ему показалось, целую вечность. Из кружек валил пар, одуряюще пахло медом, травами, концентрированным летом. Жизнью пахло.
– Пап! – позвал Леон, добравшись до своих костров. – Пап!
Отец, до того настороженно присматривавшийся к чему-то по ту сторону, обернулся. С улыбкой направился к Леону.
– Принес? Чего долго-то? Я уж инеем тут покрылся. – Он протянул руку. – Леон?..
Но мальчишка кружку не отдал. Он вообще не пошевелился. Так и стоял, глядя куда-то за спину отцу. В темноту, окружавшую кольцо из костров.
А там, из этой темноты, бесшумно вырастало нечто мерзкое, оскаленное, с торчащими костями и плотью, висящей лоскутами. Но живое! Это Леон видел по глазам, жадным, алчным глазам, наполненным лютой злобой и голодом.
Это не было похоже на ярмарочного еретика, это не было похоже ни на что! Даже и на мертвеца это не было похоже. Потому что не бывает таких мертвых, таких уродливых и страшных. Тварь, поднятая чужой, злой волей! Обреченная на страдания и оттого ненавидящая все сущее.
Отец понял, что за спиной происходит неладное. Лихо развернулся, кинулся к костру. Пинком закинул туда крупный сук. Взметнулись искры! Пламя вспыхнуло ярче! И на какой-то миг Леон увидел всех. Всех, кто стоял за спиной у мертвеца. Таких же, как он, безмолвных, голодных и злых. Страшных.
Поднялась суета. Огонь вспыхнул ярче. Кто-то закричал. В темноту полетели факелы. А горячие кружки в руках у Леона вдруг стали ледяными…
Мертвые сделали несколько шагов в темноту и растворились. Будто их и не было.
Но Леон знал. Знал, что они там. За гранью света.
Ждут.
Когда взошло солнце, снег вокруг костров был истоптан. И с одной, и с другой стороны. Кто-то предложил пойти по следам и найти логово мертвяков. Но желающих не оказалось.
Возвращаясь домой, Леон поинтересовался:
– Пап, а почему мы не пошли за ними?
– За кем?
– Ну, по следам. – Леону страшно хотелось спать. От этого было вдвойне холодно. Лицо, казалось, одеревенело. Даже трогать было противно. – Как предлагали.
– Мертвяк – он, конечно, дневного света не любит. Но только и всего, что не любит. Понимаешь?
– Нет, – помотал головой мальчишка.
– Не спят они днем, – пояснил отец. – Они вообще не спят. Никогда. Сидят только где-нибудь в овраге. И не шевелятся. Им же все равно. Некоторые думают, что это они спят так.
Он покачал головой.
– Враки. Днем они так же опасны, как и ночью.
– Откуда ты знаешь?
Отец пожал плечами.
– Когда война была, такого насмотрелся. Крестьян тогда только ленивый не грабил. – Он вздохнул. – И на мертвяков гоняли. Вроде как в облаву. Уж и не знаю, кого на кого ловили. А потом вроде как угомонились они.
– Кто?
– Мертвые. Говорили, что их богиня удалилась куда-то. Она-то, конечно, удалилась, а дохляки остались. Только слабые стали. Мотаются, как… – Он покосился на Леона. – Как собака в проруби.
– Пап?.. – Леон подобрался поближе, отодвинув неиспользованные факелы в сторону. – Пап?..
– Ну чего?
– А получается, что они, ну, эти, могут и днем прийти?
– Могут, – кивнул отец.
– А чего же мы тогда уезжаем?
– Ну, спать же надо. – Отец хмыкнул. – Ты не беспокойся. Днем другие смотрят. С церковной колокольни далеко видать. Если что, предупредят.
– А если снег?
– Не волнуйся, – повторил отец. – Все будет хорошо. Днем они не нападут.
– Точно?
– Точно. – Он усмехнулся, потянулся, встряхнулся словно пес. – Ах, холодно-то как! Сейчас до печи доберемся, спать заляжем, согреемся! Хорошо…