После таких свиданий я чувствовала обиду и раздражение, но странным образом также и прилив сил. Когда добиваешься желаемого, это придает энергии – даже если это стыд.

Но Джефф другой. Нормальный до невозможности. Нормальный как рубашка-поло от Ральфа Лорана. Впервые о «Сосновом коттедже» я осмелилась заговорить, когда мы с ним встречались уже месяц. Тогда он все еще думал, что я просто Куинси Карпентер, рядовой маркетолог, собирающийся запустить кондитерский блог. И понятия не имел, что я – Куинси Карпентер, оставшаяся в живых жертва массовой резни.

Надо отдать ему должное, он воспринял это лучше, чем я ожидала. Произнес все нужные, правильные слова, а под конец сказал: «Я твердо убежден, что человек способен не тащить на себе груз прошлого. Он может поправиться, восстановиться и пойти дальше. Ты смогла».

И тогда мне стало понятно, что это надолго.

– Ну как там Чикаго? – спрашиваю я.

Джефф неопределенно пожимает плечами, из чего мне приходится сделать вывод, что не очень.

– Я не добыл информацию, на которую так надеялся, – говорит он, – и если честно, то не горю желанием на эту тему говорить.

– А я не хотела бы говорить о Лайзе.

Джефф встает – ему в голову пришла мысль.

– Тогда давай куда-нибудь сходим. Нам нужно нарядиться, пойти в какое-нибудь модное место и утопить наши горести в вине и обильной еде. Ты в деле?

Я качаю головой и по-кошачьи вытягиваюсь на диване.

– Нет, сегодня это как-то не в кассу. Но знаешь, чего бы мне правда хотелось?

– Вина из коробки, – говорит Джефф

– И?

– Тайской лапши на вынос.

Я выдавливаю из себя улыбку.

– Как же хорошо ты меня знаешь!

Потом мы с Джеффом занимаемся любовью. Инициатива принадлежит мне – я выхватываю из его рук папку с бумагами и сажусь на него верхом. Джефф протестует. Слегка. Изображает сопротивление. Вот он уже во мне, чрезмерно внимательный и осторожный. Он много разговаривает. Во время секса приходится отвечать на кучу его вопросов. «Так хорошо? Не слишком сильно? А так?»

Обычно я ценю его заботу, его эксплицитное желание удовлетворить мои желания. Но сегодня все по-другому. Смерть Лайзы надолго испортила мне настроение. Вместо ритмичных приливов наслаждения мое тело заполоняет досада. Мне нужна обезличенная долбежка с одним из тех толстокожих верзил, которые думали, что соблазняли меня, хотя на самом деле все обстояло наоборот. Это как внутренний раздражающий зуд, и вдумчивый секс с Джеффом совершенно неспособен принести облегчение. Но я притворяюсь. Изображаю стоны и крики, как порнозвезда. Когда Джефф требует от меня очередного доклада, я закрываю губами его рот, чтобы он замолчал.

Потом мы в обнимку смотрим очередной классический голливудский фильм. Это наш посткоитальный ритуал. В последнее время это еще и мой любимый момент в сексе. Послесловие. Прижиматься к его твердому волосатому телу под убаюкивающую скороговорку сороковых.

Однако сегодня сон не идет. Отчасти тому виной фильм – «Леди из Шанхая». Мы досмотрели его до конца. Рита Хейворт и Орсон Уэллс в увешанном зеркалами зале и их отражение, разлетающееся на мелкие кусочки под градом пуль. А отчасти виноват Джефф, который беспокойно ворочается рядом и никак не может угомониться под своим одеялом.

– Ты уверена, что не хочешь поговорить о том, что случилось с Лайзой Милнер? – наконец спрашивает он.

Я закрываю глаза, страстно желая, чтобы сон схватил меня за горло и утащил на дно.

– Да там и говорить не о чем, – говорю я, – может, поговорим о твоем занятии?

– Это не «занятие», – ощетинивается Джефф, – это моя работа.

– Прости, – я умолкаю, все еще не глядя на него и пытаясь понять, насколько он на меня зол. – Хочешь, поговорим о твоей работе?

– Нет, – отвечает он, но тут же меняет решение и объявляет: – Ладно, давай, только недолго.

Я поворачиваюсь, подпираю голову левой рукой и говорю:

– Надо полагать, дела у защиты идут не очень.

– Честно говоря, да. И это все, что я могу тебе сообщить в рамках закона.

Джеффу очень мало позволено рассказывать о своих делах. Своими профессиональными тайнами юристы не могут делиться даже с супругами. В том числе, как в моем случае, потенциальными. Это еще одна причина, по которой мы с Джеффом так хорошо подходим друг другу. Он не может говорить о своей работе. Я не хочу говорить о моем прошлом. Поэтому мы перепрыгиваем через обе ловушки, в которые так часто попадаются пары во время задушевных бесед. Однако сегодня, впервые за много месяцев, я чувствую, что мы вот-вот можем угодить в одну из них и нам придется приложить множество усилий, чтобы этого избежать.

– Давай спать, – говорю я, – тебе ведь завтра рано утром в суд?

– Да, – отвечает Джефф, глядя не на меня, а в потолок, – тебе не приходило в голову, что именно поэтому я не могу уснуть?

– Нет, – отвечаю я и опять ложусь на спину, – прости.

– Похоже, ты даже не догадываешься, насколько это важное дело.

– Я смотрела новости, Джефф. И составила довольно полное представление.

Теперь уже очередь Джеффа повернуться, подпереть рукой голову и посмотреть на меня.

– Если все пойдет хорошо, передо мной откроются широкие перспективы. Перед нами обоими. Ты ведь не думаешь, что я до конца жизни намереваюсь оставаться государственным защитником?

– Не знаю. А что, нет?

– Конечно нет. Это дело, если я его выиграю, станет для меня отличным трамплином, который, надеюсь, откроет путь в одну из крупных компаний, где можно будет зарабатывать настоящие деньги и не жить в квартире, оплачиваемой фондом жертв, опекающим мою девушку.

Я слишком уязвлена, чтобы на это отвечать, хотя вижу, что Джефф тут же жалеет о вырвавшихся у него словах. У него на мгновение гаснут глаза и мучительно кривится рот.

– Прости, Куинни, я совсем не хотел тебя обидеть.

– Знаю.

Я соскальзываю с постели, все еще нагая и от этого чувствующая себя уязвимой. Хватаю первую попавшуюся одежку – потертый махровый халат Джеффа – и влезаю в него.

– Все в порядке.

– Нет, не все в порядке, – возражает Джефф, – я козлина.

– Тебе надо поспать, – говорю я, – завтра важный день.

Легким шагом я иду в гостиную, внезапно бесповоротно утратив сон. На журнальном столике, по-прежнему выключенный, лежит телефон. Я включаю его, и в темноте вспыхивает бело-голубой экран. У меня двадцать три пропущенных звонка, восемнадцать эсэмэсок и три дюжины электронных писем. Почти все от журналистов.

Весть о смерти Лайзы просочилась наружу. Журналисты официально объявили охоту.

Я просмотрела электронную почту, куда не заглядывала с прошлого вечера. Под кучей поступивших от СМИ запросов погребены несколько более ранних и куда более приятных посланий от поклонников моего сайта и производителей кухонной техники, жаждущих предоставить мне свою продукцию для тест-драйва.