Подняла глаза, увидела в окно, как по двору в сторону крыльца идет Ольга. И впервые не обрадовалась ее визиту. Ох, как не вовремя…

– Что у вас, Кать? – тревожно спросила Ольга, ступив на порог и пристально вглядываясь в ее лицо глазами-буравчиками. – Скандалите, что ли?

– Нет… С чего ты взяла?

– Да ладно… Я сейчас твоего Павла встретила. Бежит, дороги не видит. Не поздоровался даже. Чем ты его так достала?

– Ничем. Говорю же, нормально все.

– Ну, хорошо… Не хочешь, не рассказывай, я и не настаиваю. Наоборот, помочь хотела. А может, вы из-за денег ругаетесь, а? Если из-за денег, ты скажи, я дам взаймы. Отдашь, когда сможешь.

Катя мотнула головой – не надо, мол. Не поверила в проявление дружбы. И без того понятно, чем пахнет эта дружба. Завтра Ольга обязательно разнесет по больнице, что у Романовых проблемы в семье. Оно ей надо?

– Ладно, я поняла, денег не надо. Тогда хочешь, совет дам? Не засиживайся дома, Кать, закиснешь. Выходи на работу. Год отсидишь, и хватит, отдавай ребенка в ясли.

– Что ты, жалко же…

– Да нормально. Никитка у тебя крепенький, ничего.

– Паша будет против…

– Ну, тогда пусть сам сидит. И много он усидит, как думаешь? Не, Кать… Посмотри на себя – ты уже на неврастеничку похожа! Тебе на люди надо, в коллектив! Иначе точно закиснешь! И Романова изведешь! Да и деньги не лишние, времена-то нынче смутные пошли, ой смутные. Сама слышала, как сегодня пациентка в больничном коридоре про нарушение прав орала! И про демократию, и про свободу… Я так поняла, она призывала всех проклятых врачей на чистую воду вывести и зарплату у них отнять. Мол, не за что им зарплату платить, представляешь? Не, Кать… В такие смутные времена, да дома сидеть… Шикарно слишком, что ты…

– Ладно, я подумаю, Оль.

– Подумай, подумай…

Сказала Ольге это «подумаю», чтобы отмахнуться. Но мысль в голове засела. Да и с деньгами действительно было худо – Пашиной зарплаты едва хватало свести концы с концами. Когда Никитке исполнился год, объявила мужу решительно – отдаю в ясли… Думала, он спорить начнет, занудствовать, как всегда. Но Паша только посмотрел тем самым странным взглядом, будто в очередной раз увидел в ней что-то такое… А может, наоборот, не увидел того, что хотел увидеть. Ну и ладно. Действительно, надоело уже бояться и думать, чего он там разглядывает или не разглядывает. Его дело.

Она и предположить не могла, как это трудно на самом деле – когда и ребенок маленький, и работа! Лишнего часа не поспишь, носишься по одному кругу, как заведенная! Дом, ясли, сельский прием! Сельский прием, ясли, дом! А бумаг сколько написать надо, а отчетов! И нигде во всю силу не выложишься, и не успеешь ничего толком… Наверное, потому и пациента того проворонила. От усталости. По невнимательности. Вернее, не проворонила, а в помощи отказала. Пресловутую клятву Гиппократа нарушила, стало быть. Чтоб ей пусто было, клятве этой.

Его жена из Волчихино привезла, мужичка этого. Аккурат без пяти минут шесть в кабинет заглянула, когда она уже на выходе была, почти у двери.

– Можно, Екатерина Львовна? Я мужа привезла, весь день болью в животе мается…

– Нет, нельзя. У меня прием закончился. Я до шести сегодня принимаю.

– Так еще без пяти минут!

– Нет. Уже ровно шесть. Слышите, радио пикает?

– Екатерина Львовна…

– Нет, нет. Извините, но мне за ребенком. Я и без того опаздываю. Дайте пройти, мне двери кабинета закрыть надо.

– Но хоть гляньте, помрет же мужик…

«Мужик» и впрямь сидел на кушетке около двери весь бледно-зеленый. Но кто его знает, от чего он бледно-зеленый? Может, с перепою? Тем более, помнила она эту пациентку… И синяки на ее теле видела. Сама жаловалась, что муж часто руки распускает, когда выпьет…

– Дайте ему анальгин. И приходите завтра с утра. Я вас завтра без очереди приму.

– Так нам же из Волчихино ехать! Тридцать верст!

– Извините, но я опаздываю… – бросила уже на ходу. – Завтра с утра без очереди…

В ясли она бегом летела. Никитка уже последний остался, остальных всех разобрали. Стоял в кроватке, подхныкивал жалобно. Схватила его на руки… Какие тут мужички с болями в животе? Обойдутся!

А ночью того мужичка на «Скорой» привезли. С гнойным перитонитом. Паша аккурат дежурил, всю ночь над операционным столом простоял. Говорит, с того света вытащил… Потом домой пришел и все утро, пока она на работу собиралась, клеймил ее праведным гневом:

– Как? Как ты могла, Кать? Он же к тебе на прием приехал, с острой болью…

– Ага, давай, стыди меня, как же! Где ты вчера вечером был? В отделении пропадал? И не в свое дежурство? Я тебе звонила, чтоб ты Никитку забрал? Что ты мне ответил?

– У меня там послеоперационный больной в реанимации…

– И что? Тебе надо было его за руку подержать и посюсюкать? Он для тебя важнее твоего сына? Все же на мне, Паша, ты же давно от семьи самоустранился! Я жена, я мать, на мне дом и ребенок! Мне в ясли надо было за Никиткой бежать! И работа еще!

– Так не работай… Зачем тогда работать? Сиди дома с ребенком.

– О, как хорошо сказал!.. Не работай. А жить на что?

– Нам не на что жить? Мы голодаем? Чего нам не хватает, Кать?

– Нет, я не понимаю тебя, Паш… Иногда совсем не понимаю. Ты и впрямь какой-то блаженный. Люди, вон, к хорошей жизни как-то стремятся, машины покупают, в дом чего-то… А ты чего в дом принес? Как ты постарался семью обеспечить? Ведь у тебя семья, Паш! Жена, ребенок!

– Я всю зарплату тебе отдаю, ты же знаешь. А мзды я не беру. Это ты тоже знаешь.

– Ой, а чего не берешь-то? Все берут, а ты не берешь! За державу обидно, да?

– Ну, если хочешь, да, обидно.

– Да на кой ты сдался державе, хирург из тьмутаракани Павел Романов? Где держава, и где ты? А семья вот она, рядом…

– Значит, ты даже вины своей не чувствуешь, Кать?

– Почему же, чувствую. Но, надеюсь, рапорт о моей преступной халатности Маркелову не настрочишь? По блату? Я ж твоя жена все-таки… Кстати, не забудь за картошкой в магазин сходить. Прямо сейчас, а то потом точно забудешь. Иди, иди…

Паша ушел, хлопнув дверью. Она перевела дух, стоя перед зеркалом. И впрямь, ужасно получилось с этим мужичком. Хоть и бравировала сейчас напропалую, но вину свою вполне себе осознавала. Хотя кто его знает, чего в этом осознании больше присутствовало, вины или сермяжного страха. А если бы Паша этого мужичка с того света не вытащил?

И вздрогнула от стука в дверь. О, господи, Надя… Напугала.

– Доброе утро, Катюш… А я слышу, вы опять с Пашей с утра на повышенных тонах разговариваете. Чего вас мир не берет? Или случилось что?