– Вот ради кого? – спросил Крокодил. – Ради них? И ты-ты-тогда, и с-с-сейчас – все ради н-них?

Подростки, перебивая друг друга, болботали, отчетливо, но слов он не понимал. Как будто что-то щелкнуло в голове, как будто отжали тугой рычажок: все вокруг двигались словно по ту сторону подкрашенного алым экрана, и говорили несуразно, и глядели с уважительной издевкой (как? – он и сам не объяснил бы). Он вдруг показался себе ожившей фигурой, сторонним наблюдателем, персонажем, героем, шутом.

Цуцик потерял всякую надежду растормошить подростков, метнулся к старику, цапнул за штанину и дернул. Несильно – но ткань порвалась легко, будто это была бумага, писчая бумага.

Он встал – и цуцик с испуганным визгом сиганул к хозяевам, под лавку. Те замолчали.

Старик шел к ним, расправив плечи, коробку держал в правой, как винтовку.

Как шел когда-то к Петропавловке вызволять из лап Гориллы семилетнюю Лялю. Как шел, неся осажденному городу огонь. Как шел к выходу из кинотеатра.

– Бундолор алли! – сказал вихрастый подросток. Дернул кадыком, провел рукой по волосам. – Агру. Ен кандолир…

– Ничего, – ответил ему старик. – Ерунда какая. Подумаешь – штаны.

Он вскрыл упаковку, вынул пластмассовую саблю, аккуратно опустил коробку в урну.

И зашагал по дорожке – высокий, сверкающе-седой. Как на параде.

* * *

Его сумели остановить только возле круглых куполов медвежатника. Сперва не приняли всерьез, потом, когда поняли, слишком долго тянули.

На окрики он не реагировал; махал саблей и кричал: «Кара-барас!»

Люди боялись к нему подходить. Наконец приехала карета с санитарами и ружьем. Дозу снотворного точно рассчитали, после несколько раз перепроверяли; врачи не были виноваты. Они вообще подоспели в самый последний момент.

Он к тому времени уже развалил металлический забор перед вольерами, снес замок на ближайшей клетке и начал рубить прутья…

Примечание автора

Как и «Дело о детском вопросе», этот рассказ во многом родился из любви и уважения к чужому городу, который – постепенно или сразу – стал близким, узнаваемым, важным. Этот рассказ и писался отчасти в Питере, и «прорастал» там. Какие-то вещи – сперва неочевидные – удалось поймать и нащупать именно во время прогулок по мостам и улицам города. Хотя, конечно, некоторую вольность в обращении с топографией я себе позволил – и надеюсь, питерцы меня за это простят.

С этим рассказом сперва случился «затык»: как ни крути, все сводилось к банальной «вилке» – либо главный герой постепенно сходит с ума, и все это ему мерещится, либо же он действительно живет в мире «победившей чуковщины», – но и там, и там в итоге выплывало предсказуемое и узнаваемое «а, ну это про наших ветеранов». И все. А от такой плоской игры хотелось уйти – и все время чудилось, что остается маленькая неучтенная деталька, еще один важный элемент.

Добавился он совершенно неожиданно – этот третий, главный смысловой слой. И связан он с «Тысячеликим героем» Джозефа Кэмпбелла – тем самым персонажем мифов, который не просто совершает подвиг, но и живет дальше, проходит все круги ада и…

Впрочем, здесь автору лучше замолчать и оставить возможность читателям самим во всем разобраться.

Стоит добавить лишь, что, как и «Дело о детском вопросе», «В ожидании К.» долгое время оставался неопубликованным. Впервые он вышел в малотиражке Сергея Соболева, затем неожиданно был отмечен дипломом «Волошинской премии», в марте 2013-го издан на украинском языке в альманахе «Мантикора»… Может быть, и вправду некоторым рассказам нужно время, чтобы взять правильный разбег?..

И разошлись они в разные стороны. Бросился один в реку Синанн, а другой – в реку Сиур. Два года провели они под водой. Первый год провели они в реке Синанн и пытались там пожрать друг друга, а второй год провели в реке Сиур.

Потом превратились они в двух оленей, выбрал себе каждый стадо из молодых олениц, и бились они друг с другом за то, кому быть первым.

Потом превратились они в двух воинов и сражались друг с другом.

Потом превратились они в двух призраков и пугали друг друга.

Потом…

О ссоре двух свинопасов

…Потом, когда уже наступил вечер и кое-кто из зрителей заскучал, чародеи превратились в двух великанов, волосатых и свирепых. Один был рыжий, второй – седой, оба размахивали сучковатыми дубинами размером с городскую ратушу, утробно рычали и попукивали от переизбытка чувств.

Народ оживился, торговцы пирожками и пивом снова забегали по проходам, предлагая свой товар. Дуэль между магами длилась долгонько, многие проголодались.

Великаны тем временем принялись охаживать друг друга дубинами – только щепки во все стороны летели! Впрочем, согласно древнему незыблемому договору, ничто не должно было угрожать жизням тех, кто пришел на турнирное поле. Поэтому щепки, долетев до зрительских рядов, вспыхивали и сгорали в сполохах искр, и даже смрад от диких тварей, в которых превращались маги, не беспокоил зрителей.

Словом, развлечение что надо! Особенно под пирожки да пиво.

Конечно, был и тревожный момент: если бы чужой маг победил городского, последнему пришлось бы уйти, а это грозило неприятностями. Пришлецы, устраиваясь на новом месте, старались любым способом доказать свое превосходство: требовали особого внимания, повышали плату за свои услуги… Потому-то чаще всего и были такие маги бродячими, неустроенными: рано или поздно город находил способ избавиться от чересчур притязательных помощников.

Однако жители Иллгайрэта верили в своего мага, и если волновались, то совсем чуть-чуть. Сам магистр Финдбеннах отнесся к появлению соперника с изрядной долей иронии. Пошутил: хорошо, что пришел, а то давненько не было в городе развлечений!

Гостя проводили к башне Финдбеннаха. Там и состоялся разговор – достаточно громкий, чтобы его слышал не только слуга, явившийся вместе с магом-чужаком, но и кое-кто из простых смертных. Оба мага были до крайности скупы на слова – они обменялись приветствиями, после чего рыжий чужак произнес ритуальную формулу вызова на поединок. Условились начать следующим утром. Правила обычные, никаких особых условий ни магистр Финдбеннах, ни рыжий выдвигать не стали.

Это был двадцать седьмой поединок магистра за последние двести лет, и начался он, как и предыдущие двадцать шесть. Поутру на турнирное поле явился громадный седой бык, стукнул копытом о землю и заревел, вскинув к небесам голову, увенчанную четырьмя рогами. В быка Финдбеннах превратился сразу же, как только вышел из башни, – и весь путь по улицам города проделал в этом облике. Под ноги ему бросали цветы, женщины поднимали детей, чтобы те могли прикоснуться к шелковистой шерсти.

Рыжий чужак по имени Фриух провел ночь на постоялом дворе, а едва рассвело, удалился со своим слугой в священную рощу, находившуюся рядом с турнирным полем. Когда Финдбеннах издал свой яростный клич, Фриух вышел из рощи, обернулся вепрем и помчался навстречу сопернику. Они сошлись на поле, бык и вепрь, – и поединок начался.