Из всех станций Города Клинической я симпатизировал меньше всего. Даже зажравшиеся цэдэшники из бункера Сталина не вызывали такой неприязни. Этот уголок медицинских услуг по баснословным расценкам был примером человеческой корысти, а вовсе не милосердия. Достаточно было взглянуть на любого хирурга или аптекарского барыгу и становилось ясно: ни о каких клятвах Гиппократа лучше не упоминать. Могут и ланцетом по горлышку…

Когда дрезина миновала заставу и нырнула в следующий туннель, машинист увеличил скорость. До Московской остался один перегон.

Вакса нахохлился и притих. Возможно, Клиническая всколыхнула в нем какие-то неприятные воспоминания, а может, просто утомился болтать и хохмить — я не стал уточнять.

Охранник с Комелем принялись обсуждать диких. Первый посмеивался и громко рассказывал, какой случай произошел с ним недавно, второй больше слушал и лишь изредка вставлял фразу-другую, а затем поднимал верхнюю губу, обнажая слюнявые десны, и гыгыкал. У этого увальня даже смех получался унылым.

На фоне освещенного фарой туннеля мне были хорошо видны их силуэты. Густое урчание мотора и ритмичный перестук колес не заглушали слов. Охранник делился с Комелем занятной историей, и это уже никак не походило на анекдот…

— На прошлой неделе был в патруле у северной наружной. Только отошли метров на двести от заставы, глядь… крадутся. Трое, в лохмотьях, без защиты, грязные, как чушки. Ну, мы с пацанами притормозили возле воинской части и затаились в стакане КПП. Достали бинокль, ждем, что дальше будет. Дикие по Масленникова спускаются — шушукаются о чем-то о своем, шугаются каждого шороха, но останавливаться не собираются. Понятно, что к Маяку за деталями прутся. Ну, мы дождались, пока орки эти ближе подойдут, и… короткими очередями почти в упор!

— Погоняли бы. Изловили. А то какой интерес патроны тратить-то?

Охранник гордо выпятил нижнюю губу.

— Ну, не зря казенные грибы жрем, — с воодушевлением продолжил он. — Двоих-то уложили, а третий побежал. Мы для острастки вслед постреляли. Орк этот дикий в стену ЗиМа уперся, заметался туда-сюда и налево рванул, к впадине «Звезды».

— Удачно. — Комель вновь показал десны, гыгыкая. — Поймали ужонка?

— Ну, поначалу мы думали, что пропал в экстази-котловане. Флуктуация там суровая, близко лучше не подходить. Я сам однажды видал, как туда мэрг скатился — в кучу костей плюхнулся, башкой затряс и давай в экстазе биться. Три дня, говорят, прыгал, пока не издох…

— Да ладно мэрг! Дикий-то ваш что?

— Мы поближе к котловану подошли, глядь… опять крадется. Думал, видать, что не заметили, и решил слинять по-тихому. Ну, мы с пацанами разделились, в «клещи» орка взяли и скрутили, как барана. Ну и горазды же эти упыри брыкаться, скажу я! А главное, вопит на всю округу про инопланетян-спасителей своих… Пришлось пару зубов уроду выставить, чтоб заткнулся.

— Пограничникам сдали касатика? — спросил Комель.

— Зачем же? — хитро прищурился охранник. — Мы своими силами, так сказать, урегулировали. Две пули в суставы, десяток волшебных грибков в глотку для красноречия. Быстро рассказал, где их космическая культурная ячейка находится и кто там заправляет из миссионеров. Ну а потом уж мы с фантазией к делу подошли. Ногти под рельсы…

Я отвернулся, чувствуя, как запах тухлой крови будто бы сильнее шибанул в ноздри. По долгу службы мне часто приходилось вести переговоры как с руководством участков Города, так и с представителями диких. Но то было лицо вполне чистое, с упитанными щечками и довольным, но вечно жадным взглядом. А ниже, под белым воротничком, скрывалась немытая шея, вшивая грудь и гнилые потроха. Я подобные истории слышал далеко не в первый раз, даже стал однажды свидетелем самосуда. Дикие, и об этом я тоже прекрасно знал, в свою очередь, нередко истязали и казнили горожан. Увы, эти кошмары были частью нашей действительности и едва ли оставались незаметны для общества. Просто люди привыкли и старались обходить опасные пограничные территории стороной — наверное, так же до катастрофы прохожие машинально сворачивали на другую сторону тротуара, завидев подозрительную компанию гопников. Просто уступали дорогу потенциально агрессивным самцам. Не особенно задумываясь, инстинктивно.

Машинист сбавил обороты, и дрезина замедлила ход. Сплошная стена тюбингов и пыльная лента кабелей справа прервалась — замельтешили столбы, за которыми угадывался примыкающий путь. Колеса громыхнули на стрелке, в боковом ответвлении мелькнул огонек костра с несколькими сутулыми фигурами вокруг.

Подъезжаем.

Московская всегда славилась многоликостью и была одним из самых оживленных мест во всей подземной Самаре. Шутка ли — здесь граничили Город и Безымянка. Таможня, миграционный контроль, дипломатические представительства обоих территорий, базы сталкеров и наемников, многочисленные торговые артели, рынок.

Станция находилась под усиленной охраной, потому что следующим утром должно было состояться торжественное открытие туннеля, которого многие ждали не один год. Даже на подъездном блокпосте, который был вынесен метров на сто от границы станции, было довольно многолюдно.

Кроме вооруженных охранников, нашу «телегу» встретило человек пять торгашей. Они бросились было предлагать разномастный товар, но командир караула, завидев цэдэшную бумагу Комеля, рявкнул:

— Отволыньте! Не на базаре!

Торгаши расступились, пропуская нас.

Основная застава перед Московской была много серьезнее — никаких барыг и полугражданских личностей. Здесь дежурило целое отделение наемников в полной боевой выкладке. Эти типы шутить не любили, и я вообще сомневался в наличии у них столь обременительной для военного человека штуковины, как чувство юмора. У пулеметного гнезда дежурил расчет, на выступе бокового коридора сидел автоматчик, на шпалах стоял второй. Позади поста тяжелый бронелист практически наглухо перекрывал туннель, не пропуская со станции ни свет, ни звук.

Молчаливый командир подошел и взял из рук Комеля предписание. Он долго разглядывал список, и я заметил в отсвете от фонарного луча, что лицо бойца украшает извилистый багряный шрам от виска до самой ключицы. Довольно свежее ножевое ранение, причем смертельно опасное: пройди лезвие сантиметром левее, и яремная вена раскрылась бы венчиком.

— Жетоны, — потребовал командир, закончив изучать листок.

Мы по очереди предъявили паспортные блямбы, и только после этого боец немного расслабился. Он обошел дрезину, заглянул под днище и вернулся.

— Оружие придется разрядить.

Я вынул обойму из пистолета, но далеко убирать не стал — мало ли. Наш стрелок собрался возмутиться, но Комель попридержал его и жестом показал подчиниться наемнику. Охранник нехотя вытащил магазин и демонстративно сунул его в карман разгрузки.

— Патрон выщелкни, умник, — прищурился командир караула, и его шрам уродливо изогнулся. — И заплати за неповиновение по стандартной таксе.