— А выглядит как?

— Высокий такой, краснолицый. Всегда в клетчатом костюме и штиблетах. А что?

— Ничего, — соврал мистер Окройд. Джордж! Так звали вчерашнего пьяницу! Он опять уставился на статью. «Полиция заявляет, что владеет важной информацией…» «Обождите, так пропало же сто двадцать фунтов, а не двадцать! — подумал он. — Нет, я тут ни при чем…» У невинного человека есть сотни способов оправдаться, но ни один из них не шел в голову мистеру Окройду: его мир рушился, из-под него только выбили очередную опору. Удар за ударом!

Словно в подтверждение этого из дверей раздался веселый рев:

— Добрый, добрый, добрый вечер! Вот она, семейная идиллия! С удовольствием отведаю копченой селедки! Здорόво, Лен! Здрасьте, миссис Окройд! Конечно же, это Альберт, Альберт Таггридж собственной персоной!

— Господи! — простонал мистер Окройд, откидывая газету и поднимаясь с дивана.

— Добрый, добрый вечер! — все так же громко, но уже с обидой в голосе поздоровался Альберт. — Что я натворил?

— Не обращай на него внимания, Альберт. — Миссис Окройд бросила на мужа гневный взгляд и тут же ласково улыбнулась гостю. — Скорей проходи и садись. Мы всегда тебе рады. И кстати: если хочешь, можешь у нас жить.

— Неужели? — воскликнул ее муж. — Это кто сказал?

— Я говорю!

— И я, — сурово добавил Леонард.

Мистер Окройд шагнул к сыну, и тот, мгновенно растеряв всю суровость, сжался в комок, точно нашкодивший мальчишка. Но мистер Окройд взял себя в руки и замер на месте, соображая, что предпринять в этом безвыходном положении. В следующий миг он бросился наверх.

У себя в спальне мистер Окройд начал лихорадочно озираться по сторонам.

— Надо что-нибудь прихватить, — пробормотал он. В углу стоял чемодан, гордость мистера Окройда. Нет, его он не возьмет. Был еще жестяной сундук с выпуклой крышкой, слишком тяжелый и громоздкий. Наконец мистер Окройд вспомнил про старую корзинку, последние пятнадцать лет стоявшую в дальнем углу комнаты. Небольшая и легкая, она была всего восемнадцать дюймов длиной и фут глубиной — как раз для самого необходимого. Эту неприглядную тару — по крайней мере одну ее половину, потому что вторая служила крышкой, — мистер Окройд до отказа набил вещами. Он взял с собой ночную сорочку, рубашку, три воротничка, несколько носовых платков, шарф, жилет, брюки и набор для бритья. Нахлобучив поверх всего этого крышку, мистер Окройд вспомнил про свой старый макинтош, завернул в него корзину и стянул все это лямкой, которая по-прежнему выглядела как новая и служила для переноски. Обув крепкие ботинки, мистер Окройд взял корзину и поспешил вниз, навстречу трем удивленным домочадцам.

— Ради всего святого, что ты… — начала его жена.

— Я ухожу, — объявил он.

— Куда? — все еще удивленно тараща глаза, спросил Леонард. — Нельзя так просто взять и уйти! Куда ты пойдешь?

— Хватит, хватит! — Миссис Окройд побелела от гнева. — Пусть катится! Скатертью дорожка! Меня его штучками не проймешь! Даже не подумаю его держать, пусть проваливает. Воротится ласковый и смирный, завтра же воротится!

— Делайте с домом что хотите, — продолжал мистер Окройд. — Он ваш. На столе деньги за неделю, а там и без меня управитесь.

— Управимся! — яростно и презрительно фыркнула его жена. — Еще бы не управиться! Знать, без тебя-то получше будет. Ты давно напрашивался на урок, вот и получай. Катись, катись!

Мистер Окройд молча подошел к дивану, взял сумку с инструментами и поставил ее рядом с корзинкой. Затем сдвинул на затылок старую коричневую кепку и приготовился уходить.

— Постойте, — остановил его Альберт и показал на стол. — А это как же?

— Точно! — подхватил Леонард. — Чуть без карты не ушел. — И протянул отцу страховую карточку.

Точно во сне, мистер Окройд уставился на зеленовато-голубую карту. «Пол мужской… Возраст от 16 до 65… Несвоевременное предъявление карты… Застрахованное лицо…» Все слова были прекрасно ему знакомы и одновременно казались очень странными. Мистер Окройд растерялся, заплутал в непроглядном мраке предупреждений и уведомлений; глумливых «товарищей» и начальников-самодуров; фабричных сирен, не дающих и шагу ступить спокойно; вывесок, которым не суждено увидеть свет; дочерей, которые растут, хохоча и распевая песни, а потом вдруг уезжают за море. И тут в темноте что-то вспыхнуло, заискрило, как ракета, и мистер Окройд совершил преступление.

— А, к черту ее! — вскричал он, порвал карту пополам и бросил клочки в огонь. Затем, оставив за спиной потрясенные лица, взял сумку, корзину и зашагал к двери.

— Что ты творишь? — закричали ему вдогонку. — Куда ты?

— На юга, — ответил мистер Окройд и скрылся в темноте.

I

И снова мы обращаем взор на английские холмы, озаренные тем же сентябрьским солнцем. Однако перед нами уже совершенно другая Англия; темные Пеннинские горы остались далеко позади; мрачные вересковые пустоши, торфяники и черные камни, зловонные котлы низин, — все это исчезло. Мы видим аккуратные зеленые холмики, поросшие травой, которая колышется под вечные напевы юго-западных ветров; поблескивающие озерами долины; домики из серого камня, отливающего нежно-розовым в солнечных лучах; приходские церкви, встречавшие и провожавшие колокольным звоном Тюдоров, Стюартов и Ганноверов; усадьбы, когда-то дожидавшиеся новостей из Нейзби и Бленхейма, из Ватерлоо, Инкермана и Ипра — окна этих усадеб горели ночами напролет, а потом потемнели раз и навсегда, и лишь каменные стены до сих пор выглядят как прежде. В здешних зеленых рощицах могли бы резвиться герои «Сна в летнюю ночь», а великолепные сады с высокими мальвами и крошечными розовыми кустиками, с лужайками, опоясанными мощеными дорожками, как нарочно разбиты для музыки и веселых дурачеств «Двенадцатой ночи». Это и впрямь совершенно другая Англия — зеленый и ветреный форпост Арден некого леса. К западу, за глубокими каналами рек, простираются пограничные земли Уэльса — кельтский край, темные и загадочные холмы которого словно бы вышли из легенд о короле Артуре. Однако здесь, в самом сердце страны, солнечно и благостно, как в саксонской сказке: трава, серый камень, ветер и чистая бегучая вода. Мы покинули северные земли, терзаемые долгой войной, и очутились в крае компромисса: природа здесь сгладила острые вершины, покрыла болота и вереск зелеными коврами, а человек отрекся от безумных индустриальных утех, разбил в долинах пастбища для овец, построил две-три крошечные фабрики и живет себе припеваючи. Да, промышленность и природа заключили тут перемирие, которое длится уже тысячу лет.

К северу от нас расположился Чиппинг-Кэмпден, к югу — Серенстер, к востоку — Берфорд, а к западу Челтнем. Почти на равном удалении от упомянутых чудесных местечек вы увидите серое скопление крыш с квадратной церковной башней посередине — это деревня Хизертон-он-зе-Уол. Порой автомобилисты, торопясь от обеда в Оксфорде к чаю в Бродвее или Чиппинг-Кэмпдене, сбиваются с пути и попадают в Хизертон. Из брошюрок, заготовленных специально для приезжих, они узнают, что население деревни составляет 855 человек, по средам деревня рано закрывается, почту увозят в 17.30, к услугам гостей есть постоялый двор Шеппердс-Холл (с тремя номерами), автомастерская «Дж. Харли и сын» и по меньшей мере одна достопримечательность, поскольку список заканчивается указанием: «Посмотрите церковь». Очень немногие приезжие идут на нее смотреть, хотя приходской священник, преподобный Томас Дж. С. Чиллингфорд, не только написал ее краткую историю, но и издал эту историю в виде буклета: «Выдержки из научных трудов археологического общества Бристоля и Глостершира». Любой посетитель, способный по достоинству оценить необычайно добротную алтарную преграду (не говоря уж о двух окнах для прокаженных с северной стороны), может легко приобрести экземпляр этого буклета. Однако автомобилисты уезжают прочь, так и не взглянув на церковь и не заметив, что издалека она напоминает, выражаясь словами мистера Чиллингфорда, «заботливую наседку с поднятой головой». А посему, когда в деревню заезжает дорогая машина, все местные жители (за исключением миссис Фарли из Шеппердс-Холл и Дж. Харли с сыном — они никогда не теряют надежды) готовятся показывать дорогу к другому, более крупному и важному населенному пункту.