Анна не изменилась в лице. Даже взгляд ее, следящий за кружением снега в полосе света за окном, оставался по-прежнему спокойным. И голос ее был таким же негромким и ровным.

— Другими словами, Газдановым должна заняться я лично?

— Вы ничего мне не должны, Аннет.

— Максим Модестович, к чему эти реверансы?.. — пожала Анна плечами. — Вы можете просто приказать мне.

— Анна Николаевна…

— Оставьте. Вы просите заняться Газдановым — я займусь им. Но, предупреждаю, быстрых результатов предоставить не смогу. Умный мужчина требует умного обращения. И, к сожалению, здесь не может быть никаких гарантий.

— В нашем с вами деле ни о каких гарантиях вовсе не идет речи. Благодарю вас, Аннет, за вашу очаровательную любезность. — Анциферов поднялся. Встала и Анна. Привычно протянула руку для поцелуя, Максим Модестович так же привычно коснулся губами ее кисти. Снова пристально посмотрел на стоящую перед ним молодую женщину. Анна ответила удивленным взглядом:

— Что-нибудь еще, Максим Модестович?

— Как же вы все-таки великолепны, Аннет, — со вздохом сказал Анциферов. — Поверьте, я никогда в жизни не встречал женщину, способную так держать себя в руках.

— Вы не первый год проверяете мою выдержку, — слабо улыбнулась Анна.

— Вынужден, вынужден по долгу службы… И такая же великолепная у вас память. Поэтому я не могу поверить, что вы забыли тот вечер в Одессе, в гостинице. После того, как…

— После того, как вы спасли Катю от каторги и я поклялась, что до конца дней своих останусь в вашем распоряжении.

— Я вовсе не это хотел вам напомнить. — Анциферов, казалось, смутился. Анна, напротив, была очень спокойна, лишь глаза ее, зеленые, как у всех Грешневых, заблестели, как подтаивающий весенний лед.

— Я сказал вам тогда, что люблю вас. Вы не могли это забыть.

— Конечно. Я ответила вам, что я…

— …урод, лишенный всяких женских чувств, и не способны ответить мне тем же, — процитировал Анциферов, и Анна негромко рассмеялась:

— Вот видите, и вас память не подводит. Но к чему же сейчас эти воспоминания?

Максим Модестович молчал, глядя через плечо Анны в темное окно. Не отводя глаз от падающего снега, с улыбкой спросил:

— Вы ведь так и не поверили мне, Аннет? Не правда ли?

Анна тоже ответила не сразу. Обошла стол, сняла нагар с одной из свеч, сразу же загоревшейся ярко и ровно. Глядя на огонь, вполголоса, медленно произнесла:

— Вы только что, Максим Модестович, хвалили мой ум… Боюсь, что вы заблуждаетесь на этот счет. Право, если б я была по-настоящему умна, то не находилась бы в том положении, в каком нахожусь всю свою жизнь. Но о том, что не следует придавать большого значения мужским словам о любви, знает каждая женщина — если, разумеется, ей больше чем тринадцать лет и она не круглая дура.

— Вы такого ужасного мнения о мужчинах, девочка моя? — усмехнулся Анциферов.

— Полагаете, у меня нет для этого оснований?.. Впрочем, дело в другом. — Анна с улыбкой прошлась по комнате. Анциферов, по-прежнему стоя у стола, наблюдал за ней.

— Мой опыт, Максим Модестович, позволяет мне утверждать, что мужчины, признаваясь в любви, часто сами верят тому, что говорят. И тем опаснее доверять сказанному.

— Не понимаю.

— Право?.. — Анна улыбнулась еще шире. — Что ж, поясню. Дело вовсе не в том, что мужчины — скоты и обманщики, а женщины — святы и наивны. Просто мужские понятия о любви весьма далеки от наших, дамских, представлений. Что подумает женщина о мужчине, который искренне объяснялся ей в любви, а три года спустя непринужденно предлагает ей связь с первым встречным? Что он сутенер, а она дура, не более того. А для мужчины такой поворот событий, вероятно, естествен и ни в коем случае не отменяет его высоких чувств. Я доступно объяснила свои суждения?

— Весьма, — сухо сказал Максим Модестович, на этот раз посмотрев прямо в лицо Анне. Та ответила открытым, спокойным взглядом.

— Что ж… Час поздний, а вы устали, Анна Николаевна. Надеюсь, мы обо всем договорились. Честь имею.

— До встречи, друг мой, — произнесла Анна в спину уходящему Анциферову.

Когда за ним закрылась дверь, она молча, тяжело, словно разом лишившись сил, опустилась в глубокое кресло и шумно вздохнула. Некоторое время Анна сидела неподвижно. Затем вдруг усмехнулась — жестко и зло. Вытерла глаза, встала и отправилась спать.

* * *

Когда Газданов и Черменский вышли из дома графини Грешневой, Столешников переулок был совершенно пуст. Снег валил тяжелыми хлопьями, и, казалось, две шевелящиеся стены отделяют переулок от Тверской и от Петровки.

— Как, однако, шутит судьба, Черменский, не правда ли? — усмехнулся Газданов, на его ястребином лице ярко блеснули красивые, ровные зубы. — Кто бы мог подумать, что мы встретимся здесь, в Москве, и через десять лет? Не хотите ли отметить встречу? Я в гостях и не пил ничего: боялся испортить мнение графини о себе…

Черменский улыбнулся, подумал и кивнул.

— Едем к Ренье?

— Лучше к Осетрову, в Грузины, ближе.

— Идет. Извозчи-и-ик!

Через минуту извозчичьи сани уносили двух встретившихся сегодня товарищей сквозь снежную завесу к ресторану Осетрова.

Они познакомились двенадцать лет назад, когда оба, восемнадцатилетние, пришли из разных кадетских корпусов в Александровское военное училище на Знаменке, и быстро стали дружны. Этому не помешало то, что отцом Владимира являлся знаменитый боевой генерал, герой Первой Турецкой кампании Дмитрий Черменский, известный всей России, а Газданов был отпрыском обнищавшего осетинского князя, богатство которого составляли лишь старинная турецкая сабля и несколько рысаков в разваливающейся конюшне. Сандро страстно любил лошадей, обожал джигитовку, в манеже доводил товарищей до восторженного воя, выделывая на «мастодонтах» невероятные трюки, множество раз бывал наказан за эти вольности, но даже ротные офицеры восхищались мастерством молодого человека.

— Газданов, почему вы не пошли в кавалерийское?! Или в цирк, по крайней мере? — спрашивал начальник роты капитан Дятлов, с ужасом наблюдая какую-нибудь «чертову мельницу» на спине флегматичного ротного сивки. — Там вам самое место, а меня от ваших м-м… эквилибров скоро родимчик хватит! Слезайте с сивого, вам говорят, он уже икает с перепугу! Марш под арест до вечера, и чтоб я более не видел на занятиях в манеже ничего подобного! Который раз вам сказано!

— Слушаюсь, господин капитан! — лихо отвечал Газданов — и под громовое «ура» всей роты спрыгивал с ошалевшего сивого путем заднего сальто-мортале. — Черменский, дайте что-нибудь почитать, не то помру в карцере с тоски!

— Возьмите у меня в спальне «Севастопольские рассказы»! Право, не заметите, как время пройдет!