холостяцким жильем. Планировка была точно такая же, как и у его собственной квартиры: ванная — справа, кухонька — слева и проходная гостиная, из которой можно было попасть в маленькую спальню. Всего около пятидесяти квадратных метров за 375 евро.

В коридоре царил беспорядок. Повсюду была разбросана мужская обувь, грязное белье свисало из пластикового ведра, в углу навалены старые газеты. Леннард подкрался к двери гостиной и прислушался. Сквозь электро-поп восьмидесятых он расслышал голос пожилого мужчины:

— Твоя очередь!

И мгновение спустя — звонкий детский голосок.

— Три, четыре, пять! Вам ходить. Ай-ай-ай!

Он оказался прав.

Когда эти женщины стояли перед ним в момент его ужасного фиаско, он отчетливо увидел эту картину. Хинтерманн, стоя на балконе несколько дней назад, смотрел блаженным взглядом вниз, на детскую площадку, и на его губах играла легкая улыбка. В руке он держал маленького розового пластмассового пони с абсурдно длинной гривой. Конечно, он заманил Ивонну сюда этим пони. Выродок! Обжигающая злость захлестнула напряженное тело Леннарда. Он сделал глубокий вдох, стараясь не поддаваться эмоциям.

— Теперь подожди! — сказал Хинтерманн. — Это — тебе…

Закончить он не успел. Леннард толкнул дверь. Ему хватило доли секунды, чтобы оценить обстановку: круглый обеденный стол, за которым сидели Хинтерманн и девочка, допотопное кресло, высокие стеллажи, забитые книгами, стопки комиксов, комод, десятки фотографий в рамках, на которых была изображена одна и та же маленькая девочка. Глаза Ивонны округлились от удивления. Хинтерманн тоже повернулся к нему.

— Что…

Леннард швырнул его на пол вместе со стулом. Хинтерманн задел ногой край стола, кости и фишки разлетелись в разные стороны. Хозяин квартиры отчаянно боролся, но у него не было шансов. Вскоре он уже лежал на животе с вывернутой за спину рукой, колено Леннарда упиралось ему в позвоночник.

— Ай, мне больно! — заорал он. — Что вы делаете? Отвалите от меня! Вы не имеете права…

— Заткнись, мать твою, — зашипел Леннард. Он вспомнил отчаяние в глазах Норы Линден и сильнее вдавил колено в спину, так что Хинтерманн взвыл от боли. Этот сукин сын заслуживал хорошей взбучки! Ивонна вскочила со стула и в героическом порыве отчаяния бросилась на Леннарда.

— Отпусти дядю Штефана! — закричала она. — Ты делаешь ему больно!

Не обращая на нее внимания, он стянул руки и ноги похитителя пластиковыми хомутами. Хинтерманн, который теперь не мог пошевелиться, обмяк и зарыдал, как маленький ребенок.

— Я… я не сделал ничего плохого! — принялся причитать он.

— Ничего плохого?! — вскричал Леннард. — Ты, придурок, ты насилуешь детей и не видишь в этом ничего плохого!

Он сильно ударил его ногой в живот. Хинтерманн застонал. Прошло некоторое время, прежде чем он снова смог заговорить.

— Это… не… то, что вы думаете… — захныкал он.

Леннард еще раз врезал ногой (теперь трусливый растлитель детей получил в лицо) и приготовился к следующему удару, но остановился. Внезапно ему пришло в голову, что он и сам десять минут назад оправдывался теми же самыми словами. Теперь и Ивонна заплакала. Леннард нагнулся к ней и протянул руку, но она отшатнулась.

— Не бойся, — сказал он. — Я не собираюсь причинять тебе боль. Сейчас я отведу тебя к маме.

— Но я хочу остаться с дядей Штефаном! — крикнула она, опускаясь на колени рядом с мужчиной, который все еще лежал, согнувшись в три погибели. Она прильнула щекой к его шее.

— Боюсь, что так не получится, — сказал Леннард.

Он попытался оттащить ребенка от связанного мужчины настолько мягко, насколько это было возможно.

— Нет, нет, отпусти меня, — зарыдала Ивонна и принялась колотить по руке Леннарда маленькими кулачками.

— Я не хочу! Я не буду!

У него не оставалось другого выбора, кроме как подхватить кричащего ребенка и вынести из квартиры. В коридоре он столкнулся с парой средних лет, только что вышедшей из лифта.

— Пусти меня, пусти меня! — продолжала бушевать Ивонна.

Пожав плечами, пара прошла мимо. Они, вероятно, ничего бы не сказали, даже если бы ребенок был связан и у него изо рта торчал бы кляп. Наконец он добрался до квартиры Норы Линден. Она открыла дверь прежде, чем он успел дотронуться до звонка.

— Иви! — воскликнула женщина. Леннард поставил девочку на пол, и та бросилась в объятия матери. Какое-то время они, обнявшись, стояли и плакали. Позади них показалась Фабьен Берегр.

— Как… как вы сделали это настолько быстро? — спросила она.

— Этот дядя, — сказала Иви, всхлипывая и тыча в Леннарда пальцем, — он очень плохой.

Глаза Линден сузились.

— Так это был ты! — прошипела она. — Ты, ублюдок!

Он поднял руку, точно защищаясь.

— Нет! Вы все неправильно поняли! Я…

— Что он сделал? — спросила Фабьен Бергер у Ивонны.

— Он очень плохой. Он только что пришел и побил дядю Штефана. А потом связал его.

— Дядя Штефан? Кто такой дядя Штефан?

— Он очень милый! — ответила Ивонна. — Он дал мне конфеты и тетрадку с Микки Маусом, а потом мы играли с ним в парчис[5].

Нора Линден подняла голову, в глазах у нее стояли слезы. Прошло мгновение, прежде чем она смогла заговорить.

— Из… извините… я подумала… я даже не знаю, что сказать…

— Спасибо, — сказала вместо нее Фабьен Бергер. — Большое спасибо за помощь, герр Паули!

Она улыбнулась.

— Если… я могу что-нибудь сделать… — подхватила Нора Линден.

— Нет нужды. Чем мог — тем помог.

И прежде, чем обе успели спросить, как зовут похитителя, Леннард развернулся. Он сам разберется с этим сукиным сыном.

Хинтерманн все еще лежал на полу своей квартиры. Он даже не пытался звать на помощь. Когда вошел Леннард, его глаза испуганно расширились.

— Послушайте! — отчаянно завопил он. — Я и не думал обижать эту девочку!

Леннард ничего на это не ответил. Один вид этого мямли приводил его в бешенство. Такие, как он, и насиловали детей, потому что дети были единственными, кто был слабее их.

Он разрезал пластиковые стяжки, схватил Хинтерманна за воротник и поставил на ноги.

— Значит ли это, что… вы позволите мне… — с надеждой начал было Хинтерманн.

В ответ Леннард ударил его кулаком в лицо, отчего тот пошатнулся и едва не упал на землю. Кровь хлынула из его разбитой нижней губы.

— Что… что…

— Сопротивляйся, мерзавец! — приказал Леннард.

Хинтерманн закрыл руками лицо.

— Нет, пожалуйста, послушайте меня!

Правый кулак Леннарда сильным апперкотом вонзился в печень Хинтерманна. Тот опрокинулся навзничь. О нет, этот гад так дешево не отделается. Леннард снова дернул его за воротник рубашки.

— Сопротивляйся, черт тебя дери! — крикнул он.

У Хинтерманна на глазах выступили слезы. Он неумело попытался ударить Леннарда в грудь.

Словно по сигналу на лицо и