– Й-о! Й-о! Й-о!! – завопила «Банда-Й», а красномаечник захохотал и прибавил громкость музыкального центра.

– Твоя рожа – как зад,

Твоя баба – зигзаг,

Твои мысли – навоз,

Да и сам ты – то-то-то-то-

тор-моз-з-з! —

проревел аппарат. Бордеры заржали. Громыко хмыкнул, присосался к бутылке и подмигнул Яне – давай!

Улыбнувшись, девушка подошла к столу, грациозно потянулась и не спеша, извиваясь всем телом, сделала стойку на руках, опираясь о железную поверхность ладонями. Замерев, она похлопала в воздухе друг о друга подошвами кроссовок, словно бы поаплодировала сама себе, затем согнулась, как это делают в цирке исполнительницы номера «женщина-змея», и сделала «колечко». Громыко напрягся – ему показалось, что узенький топик сейчас задерется вверх и перед бордерами предстанет во всей красе аппетитный, хотя и небольшой, бюстик его оперативницы. Но чуда не произошло. Яна вдруг рывком перекинула тело, согнула ноги и оказалась сидящей на корточках прямо напротив замерших бордеров.

– Ну что, челы, а вот так слабо? – Яна говорила медленно, не глотая слова, из чего Громыко сделал вывод, что она несколько разозлилась.

– Йо-о-о! – нестройно протянули пораженные парни, потом Блинд спросил:

– Челы, а вы кто?

– А мы как раз гарбаджа и есть. Ты что, и впрямь блиндованный? – удивилась Яна и поводила ладошкой перед лицом бордера.

– Ему скинхеды айзы лазером сценическим выжгли… – сообщил Яне красномаечник и добавил чисто по-русски: – Суки, бля!

– Ребятушки, вы угощайтесь, – Громыко широким жестом обвел рукой с зажатой в ней бутылкой пивной ящик. После того как бордеры достали себе по пиву, майор спросил:

– А кто будет Джай?

– Ну я… – автор акробатического этюда приподнялся. – А чего надо?

– Джай, талкни нам про чела в блэковой клотесе, который файновый леттер полассил… – старательно выговаривая слова, попросила продвинутая Яна, присела на край стола и тоже открыла себе бутылку.

– Э-э-э… Я лучше тачилу задвину… Н у, так изее… И вам п… понятнее будет! – Джай закрыл глаза, ладонью принялся выбивать ритм и неожиданно сыпанул скороговоркой, дергаясь всем телом:

– Джай, руф-бордер, ведет свой рассказ

Про то, как дело было у нас.

Зима уже к фебрари задвигала,

Когда «Банда-Й» по руфам гоняла.

Центр – факовое место, секи, чувак,

Секьюрити чешут – полный голяк,

Но «Банда-Й» нашла файную руфу,

На этой руфе имели мы муву.

Руфа над «Вологдой» – полный флай-флай,

Пентхаузы, тауэрсы – все маздай!

Мы юзали там три часа и торчали,

Вдруг чела в блэкухе залуковали.

Он виндовс покинул и вылез на руфу,

Туда, где имели мы файную муву… Й-о!

– Й-о! Й-о! Й-о! – подхватили бордеры. Джай глотнул пива и продолжил:

– Манги, бордер кулевый, челу кричал:

«Эй, чел блэканутый, сюда как попал?»

Но чел не ответил, ушел на карниз,

Леттер посеял и сам спрыгнул вниз.

Джай леттер поднял и его прочитал,

В нем кто-то кому-то пургу прогонял.

О тайнах эйджовых немало там строчек

Загадок олодовых, крутых заморочек…

Джай неожиданно оборвал свой рэп, открыл глаза и вполне человеческим голосом проговорил:

– Короче, кульное чтиво…

Громыко поставил допитую бутылку под стол, подался вперед:

– Ребятушки… Нам это письмо очень нужно. Тот человек в черном, которого вы видели, – убийца, на нем десяток жизней. А письмо – единственная улика против него…

– Не, ну не квэшенз… – пожал плечами Джай. – Я его, понятно, отсканил – больно кулевый леттер, фэнтезня такая… – Он покрутил рукой в воздухе. – Реальная!

И бордер полез в стол за письмом. Яна тем временем подошла к куче досок для катания, лежащих в углу:

– А как вы летом? Руф – это же крыша, я правильно понимаю? Зимой ясно – снег, лед. А летом?

– Для лета спешельные есть бордеры! – важно сказал красномаечный дредованный Манги, присел над грудой досок, перевернул одну, покрытую длинной пластиковой, жирно блестящей щетиной: – Луукаешь? Чиковое покрытие, слимперяет – во!

И бордер показал Яне большой палец. Коваленкова хмыкнула, тряхнула челкой и снова спросила:

– Ну, а как вы с крыш не вылетаете? Опасно же – фьют и за бортом…

– Мы хуками цепляемся. – Манги выдернул из-под досок несколько выгнутых из железной проволоки крюков. – Скотчем к рукам хуки приматываешь и флай-флай, а на краю хуками за перила – р-раз! И висишь, френдов вайтуешь, пока они тебя не спуляют. Поняла?

Джай тем временем нашел письмо, оказавшееся неожиданно благоразумно упакованным в прозрачную файл-папку, и протянул Громыко:

– Презент. Киллеровых челов – в мазафаку! Й-о?

– Й-о! Й-о! Й-о! – поддержали его бордеры.

– Ну, вот и славненько… – встопорщил в улыбке усы Громыко. – Яна, каманим?

– Тайма давит, – кивнула Коваленкова и на прощание хлопнула рослого Манги по плечу: – Захочу прокатиться – доску дашь?

– Ясное дело… – расплылся тот в рязанской улыбке под африканскими косичками…

На пороге майор обернулся:

– Да, кстати… Ребят, как думаете, он вас видел?

Джай сощурил глаза, потом повернулся к остальным. Молчавший до этого бордер со здоровенной золоченой цепью на шее кивнул:

– Лукал тока в путь. Спикчерил – и гоу-гоу… В машине Громыко некоторое время сидел молча, потом достал письмо, повертел в руках.

– Т-рищ-майор! – выстрелила Яна с переднего сиденья своей привычной скороговоркой. – Ч-тать-счас-б-удм-или?

– Или… – буркнул Громыко. – Ты вот что, полиглотка, расскажи-ка мне, чего этот… чудило нам втирал, что за роман? Я эти бусурманские языки через пять слов на шестой понимаю…

– Э-э-э… Ка-тлись-они-на-кр-ше, гст-ница «Вл-гда»… – начала Яна, но майор замахал на нее руками:

– Так, все, на фиг, на фиг! В письменной форме изложишь. И когда ты выучишься говорить медленно? Я тебя вот к логопеду направлю на месяц…

– Ага, а-с-б-р-дерами-сам-и-грить-б-дешь? – прочирикала лейтенант Коваленкова, откровенно веселясь.

– Все, отставить гульбарий! И чтобы докладная по этой «Банде-Й» сегодня к вечеру была готова, – напустил на себя строгость Громыко. В ответ он услышал уже знакомое:

– Й-й-йес, сэр!

То, что мир, в котором живет и он сам, и вся семья Филипповых, неуютен и равнодушен, Митя понял еще лет пять назад. Но другого-то нет…