— Мне следовало уговорить твою мать сделать аборт. Твое появление на свет не привело ни к чему хорошему.

Удар достиг цели, и слезы, которые юноша изо всех сил сдерживал, хлынули по щекам неудержимым потоком. Чувствуя себя униженным и понимая, что скорее умрет, чем даст отцу увидеть, как сильно эти слова ранили его, он слепо бросился вперед. Он должен уйти отсюда. Пожалуйста. Просто уйти. Сохранив хоть какое-то достоинство. Рванувшись к двери, он толкнул отца плечом. Удар пришелся ему в грудь.

Форд охнул и покачнулся. Попятившись, он задел стол, и все, что там находилось, попадало на обюссонский ковер, лежащий на полу. Форд неуверенно взмахнул руками, пытаясь устоять на ногах. Ему удалось выпрямиться, и он шагнул назад, но, наступив каблуком на угол толстого тома в кожаном переплете, он все-таки потерял равновесие и рухнул навзничь.

— Отец! — Джаред рванулся, чтобы поддержать его, но пальцы юноши скользнули с мягкой, холеной руки отца, и он в ужасе увидел, как тот, прежде чем оказаться на полу, ударился головой о мраморный камин. — О Господи, отец! — Джаред наклонился над ним. — Отец… Прости! Я не хотел, я…

Форд не двигался, и Джаред отпрянул назад.

— Ты меня слышишь? Давай, папа, поднимайся! Очнись! — Он посмотрел внимательнее, но крови не было… Но… этот угол, такое не могло пройти бесследно. Прижав руку к шее отца, он попытался нащупать артерию.

И в ужасе отшатнулся, ощутив в кончиках пальцев лишь биение собственного пульса.

Джаред проснулся, липкий ужас холодил кровь. Он заморгал, глядя на окружавшие его цветущие кусты, и вздохнул с облегчением. Все хорошо. Он понял, где находится: в Сивик-Сентр-парк в Денвере.

Тихо выругавшись, он сел. С тех пор какой попал в этот город, он спал урывками, причем только днем, потому что боялся спать по ночам. Он жил в постоянном страхе, что его схватят полицейские или кто-нибудь перережет ему горло, пока он спит. Солнце уже почти село; наверное, он дремал довольно долго, и ему опять привиделся тот проклятый кошмар. Стоило ему закрыть глаза, и оживали те роковые десять минут, которые он хотел бы изменить или вычеркнуть из своей жизни.

Но, Господи, он прекрасно понимал, что уже ничего не изменишь. Он убил своего отца. К горлу подступила тошнота, он прижал колени к груди и зарылся в них лицом, сотрясаясь от жалости к себе.

Еще хуже было то, как он сбежал. Даже не позвонил в службу 911! Возможно, было уже поздно и ничто не могло спасти отца, но ведь он точно не знал? Нет, он запаниковал, сунул бутылку виски в рюкзак и бросился к выходу. Он понимал, что гости могут выйти из столовой в любую минуту. Мысль о том, что кто-то из них, один или двое, а может, и все вместе, черт бы их побрал, будут смотреть на него, тыча пальцами, и приговаривать: «Убийца, убийца!», вселяла в него такой ужас, что он не мог оставаться дома ни минуты.

И почему-то ему вдруг отчаянно захотелось, чтобы рядом была мать, но желание пропало так же быстро, как и появилось. Он был совсем маленьким, когда она умерла. И все, что Джаред знал о ней, он почерпнул из рассказов Тори.

Кого он действительно хотел видеть, так это Тори. Господи, он так хотел позвонить ей, но зачем впутывать ее в это дело? Да и чем она могла ему помочь? Стать свидетелем его преступления? И потом, у него не было с собой номера ее телефона, и он сомневался, что сможет дозвониться в Лондон через справочную.

И кроме того, что он мог сказать ей? «Извини, я убил отца»?

Нацепив рюкзак, он поднялся на ноги. Ему нужно уйти из парка в какое-то другое место, где есть люди, даже если он и не собирается ни с кем разговаривать. Ему нужно, чтобы голоса и шум звучали в его ушах. Выйдя на Колфакс-авеню, он направился в сторону Шестнадцатой улицы.

На следующий день, стоя в дверях нового офиса Форда, Виктория наблюдала за Джоном, который сидел за столом, прижимая плечом трубку к уху, и что-то записывай в свой еженедельник. Она не понимала, зачем отцу понадобился этот новый кабинет, но южное крыло дома пристроили, пока она жила за границей, так что, вероятно, он планировал превратить свой старый офис во что-то другое. В конце концов, это не важно. Она выбрала это помещение для Рокета только потому, что оно располагалось в самом дальнем уголке дома.

Тогда почему она стоит здесь, наблюдая, как перекатываются мускулы его рук и плеч, пока он что-то записывает своим быстрым почерком? Можно подумать, что она никогда не видела эти сильные руки с легкой темной порослью волос. Она вошла в кабинет, пытаясь избавиться от навязчивой мысли, что больше никогда ни в одном мужчине не найдет столь сильного обаяния мужественности.

И услышала его бормотание:

— Вы ведь женщина, Мак. Вы уверены, что не перемените свое мнение и не раздумаете сбежать со мной?

Что ж, это уже любопытно. Рокет каким был, таким и остался, и ей следует помнить об этом. Взяв себя в руки, изобразив на лице вежливое равнодушие, она ждала, когда он закончит разговор.

— Ты хотел видеть меня?

Он поднял голову, и она замерла: что-то горячее и опасное промелькнуло в глубине его глаз, но тут же исчезло, и его лицо обрело бесстрастное выражение. Он отложил ручку и потянулся к чашке с кофе. Поднеся ее к губам, он сделал глоток и, посмотрев на Тори, сказал:

— Я думал, что тебе будет интересно выслушать мой отчет.

Забыв о том, что еще секунду назад занимало ее мысли она быстро подошла к столу. Нетерпение подгоняло ее.

— Ты нашел Джареда?

— Пока нет, но я найду его.

Она разочарованно вздохнула, но не забыла удостоить его извиняющимся взглядом и, взяв стул, уселась напротив.

— Я понимаю, наивно было бы ожидать, что ты справишься так быстро. Разумеется, ты только-только взялся за дело, так что слишком рано говорить о результатах.

— И слишком мало времени, чтобы рассказать тебе то, что ты хотела бы услышать. Но я обнаружил, что большинство клиентов предпочитают назначать определенный срок. Поэтому если тебе интересно…

— Да. Пожалуйста. Мое воображение рисует слишком невероятные картины. Уж лучше знать хоть что-то, пусть самую малость, чем ничего.

— Я разговаривал с друзьями Джареда, я имею в виду Дэна Коултера и Дейва Хемсли. К сожалению, он не контактировал с ними.

Ее разочарование стало еще сильнее.

— Но они могли соврать. Может быть, они думают, что таким образом защищают его? Может, они боятся выдать его и нарушить неписаный кодекс чести, установленный между молодыми людьми?

— Возможно так, Тори, но мне приходилось допрашивать многих подростков за эти годы, и я научился распознавать то, что стоит за словами, и те нюансы, что скрываются в словах. Дети — моя специальность, и эти двое показались мне довольно искренними ребятами, которые если и скрывали что-то, то это скорее посещение тусовок и несколько кружек пива.

Она хотела сохранить спокойствие. Она надеялась сохранить спокойствие. Но не смогла сдержать низкий стон, невольно сорвавшийся с ее губ.