— Да у вас никакой гордости нет! — крикнул он им.

Подбородок его трясся так, что едва не вылезали челюсти, желудок переворачивало, боль драла горло. Он обошёл вокруг расквашенной, алой от крови собачьей головы и покрутил ручку двери, но она не поддалась. Он покрутил ещё и на этот раз потянул на себя — дверь легко распахнулась и отскочила назад. Подросток обернулся, потому что кто-то быстро ему что-то говорил, но перед ним лишь качались какие-то тени, больше он ничего не мог различить.

Его качнуло вперёд, вон из комнаты, и в лёгкие хлынула уличная жара, напряжение аффекта сменилось тошнотой. Чувствуя, что его сейчас вырвет, подросток уцепился рукой за стену, восстановил равновесие и на трясущихся ногах пошёл вниз по лестнице. В тот момент, когда его подошвы коснулись мостовой, в голове всё поплыло, как от спиртного.

Шаркая по асфальту, он по очереди передвигал ноги. Шаги его были неуверенными, как у маленького ребёнка, которого впервые обули в башмаки. Если бы кто-то попался навстречу, обязательно заметил бы, что подростка колотила дрожь, но вокруг не было ни души. Волосы его промокли, да и не только волосы — лицо, спина, всё тело было мокрым, к тому же отвратительно воняло. Подросток принюхался к запаху, исходящему от собственных брюк, и понял, что он обмочился.

— Возвращаешься с гольфа?

Он обернулся на внезапный оклик и увидел Канамото, который скалился в усмешке, точно детектив, настигший преступника. Подросток хотел выпустить из руки клюшку, но пальцы не гнулись и приставший к ладони «утюг» висел, покачиваясь. Когда Канамото наконец отлепил клюшку от руки подростка, тот впервые осознал, что они стоят в туннеле под эстакадой.

— Может, зайдём в кафе, передохнём немного?

— А сколько стоит золото?

От этого невинного сладкого голоска у Канамото поднялись пупырышки гусиной кожи. Так и есть, убил кого-то! Он с подозрением вглядывался в лицо подростка:

— Для начала давай-ка прислонись к стене…

Убив человека, некоторые парни вдруг становились старше. А некоторые, наоборот, впадали в детство. Лица здешних пацанов, какими они были тридцать лет назад, всплыли у него перед глазами.

Когда подросток был малышом, Канамото, бывало, пугнёт и прогонит приставленного к мальчику работника патинко, а после сам развлекает ребёнка. Канамото удивлялся, что мальчику больше нравилось гулять в «золотом квартале», чем идти в универмаг или игрушечный магазин. Канамото знал в Коганэ каждый уголок, поэтому мог водить его там сколько угодно. Теперь, даже случайно встретившись, они обмениваются приветствиями и тут же расходятся, но так стало лишь с недавнего времени.

— Знаешь, бывают такие золотые плитки — сколько стоит одна штука?

Они стояли в тени, солнечным лучам пробиться было неоткуда, но подростку показалось, что лицо Канамото стало вдруг ярко-жёлтым. Слова, которые он не смог из себя выплюнуть, словно пенка от горячего молока, пристали к внутренней поверхности щёк, к языку и дёснам. Подросток и сам недоумевал: с чего вдруг он спрашивает про золото?

Канамото понимающе кивнул:

— Килограмм ведь стоит от миллиона до миллиона и трёхсот-четырёхсот тысяч иен. Я в последнее время с золотом дела не имел. Но если тебе надо, я выясню, только зачем это?

— Да нет, ладно… Это я так, только спросил. — Он произнёс это как можно доверительней, желая замазать трещину между своими словами и тем, что было у него внутри, а также трещину в их с Канамото отношениях. В голове же у подростка промелькнуло: «Пропал! Глупости стал спрашивать, совсем обессилел…»

— Парень, у тебя плохи дела? — Ставшие вдруг пустыми глаза подростка потрясли Канамото.

— Нет, всё нормально.

Золотые зубы Канамото сверкнули — кажется, он хотел что-то сказать, когда принюхивался к запаху, исходившему от головки гольфовой клюшки.

— Ну, пока. — Подросток шевельнул приподнятой рукой где-то на уровне поясницы и шагнул в ту сторону, где маячил свет.

Канамото задержал его, взяв за плечо:

— Может, на такси?

— Я собак убил. Странно садиться в такси после того, как убивал собак. Поэтому я проветрюсь немного — и на электричку… Убери руку!

Подросток, как маленький, мотал головой: «Нет-нет-нет», но, поскольку он улыбался, Канамото убрал руку и смотрел теперь в спину подростку, удаляющемуся на удивление твёрдой походкой.

Откуда-то поблизости, со строительной площадки, доносился металлический лязг, но он не мог посмотреть вниз, поскольку стоял на высоко поднятой платформе для электричек, втиснутой в треугольник между железнодорожными линиями. Зато крышу здания, где находился офис «Вегаса», было видно. Кружившие над крышей вороны опустились на водосборную цистерну Сколько, интересно, их слетится, если туда положить трупы собак? По телевизору подросток видел документальный фильм про то, как трупы отдают на растерзание птицам, и сейчас ему это вспомнилось. Поскольку там были красиво реявшие в вышине орлы, это выглядело как скорбный священный ритуал, но, если представить себе трупы, а на них множество хлопающих чёрных крыльев, карканье, выклеванные глаза, вырванные куски плоти, — это уже сплошной гротеск. Кажется, в том похоронном обряде труп относили на заметное для птиц место, затем семья покойника ножом разрезала тело в нескольких местах, чтобы птицам легче было его есть: выставлялись напоказ суставы и сухожилия на руках и ногах, вытаскивались внутренние органы. Только после этого все уходили. Да, точно! Подросток ощутил, как сгусток тьмы, засевший в голове, стал медленно наполняться кровью, радужно переливающейся, как маслянистая плёнка. На крыше трепыхались какие-то белые тряпки, развешенные сушиться перед водосборной цистерной. Что они там сушат? В доме же нет квартир… И в таком месте! С одного бока высохнет, а с другого запачкается… Может, это из ресторана на первом этаже? Какое-то полотнище, вроде скатерти, развевалось на ветру, готовое вот-вот улететь.

Подросток облизал сухие шершавые губы и встал, чтобы поискать какое-нибудь питьё. Только он направился к торговым автоматам, как на платформу юрко скользнула красная электричка, которая поглотила шум стройплощадки.

Поскольку была середина рабочего дня, в вагоне, в который сел подросток, никого не оказалось. Беспокоясь о мокром пятне на штанах, он уселся туда, где голубой ворс сиденья вытерся до белизны, и стал ждать, когда пейзаж за окном придёт в движение. Ему бы сейчас хотелось доехать до конечной у моря в Мисакигути, но домой надо было в другую сторону, и к тому же всё равно надо было сделать пересадку на вокзале Иокогамы. Оттого ли, что электричка шла по навесной трассе, или из-за того, что вагон был старый, но трясло здорово. С самого детства в экспрессе Токио — Иокогама он не мог сидеть спокойно, не напрягаясь, потому что ему всякий раз казалось, что поезд слетит с рельс и рухнет вниз.

На станции Хинодэтё сел только один пассажир. Хотя свободны были и другие места, этот человек сел ровно напротив подростка, сложив руки и скрестив ноги. Подросток опустил взгляд. Тот человек уставился прямо на него. Подросток попытался унять тревогу и уговорить себя, что пассажир смотрит в окно у него за спиной, но всё же — зачем он сел напротив? Пальцы била дрожь. Может, он из полиции? Мелькнула мысль перейти в другой вагон, но тело не повиновалось. Может, это торговец, а может, инспектор из отдела наркотиков, подсадной, прикидывается торговцем. Подросток, забывшись, ощупал под рубашкой медальон.