Баранку крутил, как правило, Лол Шепхерд, добродушный худышка лет пятидесяти. Этот явно не был крутым – с нервами у него было так плохо, что его постоянно трясло. Но стоило ему сесть за руль, как все будто рукой снимало, а еще он сделался незаменимым, поскольку не имел пороков, был быстрым, умелым водилой и всегда делал в точности то, что сказано.

Ньюи был кряжистым бывшим солдатом без сантиментов, который отслужил в Ирландии, имел крупный нос, маленькие злые глазки и нездорово красную физиономию – отчасти потому, что слишком много пил, отчасти потому, что его снедали горечь и бессильная ярость. У него был зуб на армию, на ирландцев, на правительство и на Билли. В тот единственный раз, когда Билли по неосторожности пожелал ему доброго утра, бывший солдат плюнул на ковер ему под ноги. Это не имело значения, ковер и без того был грязным, а Ньюи – не слишком популярным. «Пономарчики» даже не потрудились придумать ему кличку, так и звали Ньюи.

Еще был Альберт «Док» Дочерти, самый старый из «Пономарчиков», здоровенный бывший борец-профессионал со звонким голосом и расплющенной кулаками харей. До того, как снобизм и невежество изгнали борьбу с английских телеэкранов, Док принимал участие в договорных матчах с самыми лучшими борцами. «Джеки Пало? Этот был нюня. Мик Макмагус? Еще больший нюня. Большой Папочка? Большой жирный слюнтяй... »

Без сомнения, Док был одним из самых невежественных созданий, какие только встречались Билли Дайю. Совершенно серьезно Док утверждал, что принц Эдвард ушел из морской пехоты, потому что ему не нравился цвет беретов. Также он был уверен, что люди с синдромом Дауна умирают в двадцать один год. «Жалко, честно говоря. Бедолаги только жиреют и жиреют, – объяснил Док. – А достигнув двадцати одного года, взрываются».

По большей части Док вел себя как веселый добродушный дядюшка. Он носил вязаные кофты, как игроки в гольф, и был единственным членом команды Пономаря, проявившим хоть какой-то интерес к творчеству Билли. Как-то даже спросил, о чем Билли пишет.

– М-да, – задумчиво сказал он однажды, – чертовски, наверное, трудно записывать столько слов. Понимаешь, я, наверное, мог бы пару-тройку баек рассказать, но записать их – нет уж, увольте. Потому что вообще писать не умею.

Билли без подсказки подарил Доку первый свой шедевр «Монстры с проблемами» в бумажном переплете. На Дока это произвело большое впечатление.

– Обязательно позабочусь о книжке, но читать не буду, – уважительно объяснил он, – потому что вообще читать не умею.

У Пономаря был обожаемый сын, которого Билли никогда не встречал. Остальные гангстеры положительно отзывались об этом невидимом наследнике. Даже Док, большинство людей считавший слюнтяями и нюнями, вынужденно признавал, что Пономарь-младший «хороший парнишка». Младший управлял «Дивой», скверным ночным клубом в Сол-фонд-кис. Зеленые рекруты, известные в основном как «служки», попадали в организацию в основном по его рекомендации.

Все без исключения «служки» были жадным белым отребьем, оцепоченным и циничным, и с кличками из комиксов, по которым их было легко запомнить.

Например, Ошейник был неуклюжим здоровяком, играющим в регби, начисто лишенным волос, зубов и манер. Своей кличкой он был обязан почти мэрской золотой цепи, которую обычно носил на шее. Хорошо образованный мальчик со степенной окраины южного Манчестера, Ошейник специализировался на организации серьезной крыши для тех, кто ее не заслуживал. В качестве хобби он проламывал черепа и играл на деньги. Любимым его цветом был красный.

Ниже «служек» стояли «тряпки», жаждущие показать себя неудачники, игравшие роль посыльных и подвизавшиеся на побегушках у настоящих гангстеров, зачастую без малейшей надежды на повышение. Самым тряпичным из них был Брайан Эдвардс, двадцати с чем-то летний плохиш из Рушгольма, начавший свою преступную карьеру с поджигания мусорных баков, медленно поднявшийся до взлома и мелких краж и лишь затем заполучивший место доверенного пустышки. Он был худощавым и жилистым, с веснушками и мальчишескими светлыми вихрами. Бровей у него не было, потому что он нечаянно сжег их на пламени в ложке с крэком. Зарубцевавшиеся шрамы придавали ему неизменно озадаченный вид.

Брайан пробрался в банду на зарекомендовавший себя английский лад: работая даром. После нескольких месяцев таких добровольных трудов Малькольм Пономарь-младший взял его гардеробщиком в «Диву». С тех пор Брайан почти каждый день появлялся в доме Пономаря: приносил и забирал посылки или просто ошивался ради партии на бильярде и шанса побыть среди больших мальчиков.

Профессию Билли Брайан считал смехотворной.

– Гребаный писака! Ах ты бедный ублюдок! Пока мы тут пьем, ты, бедолага, корпишь дома за убогим столиком. Так и свихнуться недолго, Билли.

Билли Брайан нравился. Он был бесчестным без злобы. С подростковых лет Брайан водил знакомство с закаленными преступниками, но как будто сам не спешил становиться таким же. Он был дружелюбным на открытый глуповатый лад, который Билли казался трогательным. Однажды ни с того ни с сего Брайан предложил угостить Билли ужином на вынос из индийского ресторанчика в обмен на то, что его подбросят домой.

– У меня тачка сломалась, и мне не по карману тащить ее в гараж, Билл.

Припарковавшись у индийского ресторанчика на Лонгсайт, Билли стал ждать. Через четверть часа Брайан появился с картонками еды и бутылкой дешевого шампанского.

– Я думал, ты на мели, – сказал Билли.

– Верно, – признался Брайан. – Пришлось подзанять деньжат.

– У кого?

Брайан сверкнул хитрой улыбкой.

– У Толстяка. Он пока не знает.

– О чем ты?

– Видел семь бумажек, которые висят на гребаной доске в сортире? Мне надоело на них смотреть, Билл.

Билли ушам своим не поверил.

– Ты с ума сошел, Брайан. Он сразу поймет, что это ты.

– Почему?

– Кто еще окажется таким идиотом, чтобы их взять? Обещай мне, что завтра с утра пораньше вернешь их на место.

– Ладно, ладно. – Беспокойство Билли застало Брайана врасплох. – Не из-за чего так кипятиться.

Брайан показал, как проехать к мрачному муниципальному дому в Ардвике, где он жил со своей девятнадцатилетней подружкой и годовалым младенцем. Их жилье было на самом верху бетонной лестницы, на которую как будто поссал каждый пьянчуга Манчестера. На входной двери криво висел поблекший стакер с Бартом Симпсоном. Внутри квартирка была маленькой и заляпанной чем-то коричневым. И младенец тоже. Подружку Брайана звали Лини. Она была светловолосой и хорошенькой, с огромными обиженными глазами.

Младенец оказался девочкой, но выглядел как толстый лысый старичок. Брайан назвал ее Марлон в честь Марлона Брандо в «Апокалипсисе сегодня». Проходя с тарелками из кухни мимо коляски, он глянул на дочку и зловеще-горестно прошептал:

– Ужас, ужас...