– Мы слышали, ты его поцеловала, Элли, – встряла Фрай, схватив с полки книгу анатомических рисунков и перелистывая картинки. – Надеюсь, Враг тебя не растлил.

– Это был вовсе не поцелуй, а искусственное дыхание рот в рот, – устало проговорила Элли. – И потом, это совсем не так происходит – единовременно Враг может находиться внутри одного только Сосуда. Оный не может по собственному желанию перемещаться между людьми. Когда оный выбрал себе Сосуд, оному уже никуда не деться, пока этого человека не казнят или пока Враг не примет свою собственную материальную форму.

– Мы это и сами знаем, – сказала Фрай, закатывая глаза.

– Элли, а это правда, что ты построила лодку, которая может плавать под водой, как рыба? – спросил Ибнет, тряся латунным телескопом у одного уха.

– Она должна плавать под водой, – пробормотала Элли. – Только она вроде как… ну, тонет.

– А можно нам на ней поплавать? Мы ничего не сломаем, – затараторил он и так сильно затряс телескопом, что тот выскользнул у него из рук.

В дверь снова постучали. Элли застонала. Ей было не по себе, когда в мастерской было чересчур много народу.

– И кого ещё ты пригласила? – поинтересовалась она, гневно уставившись на Анну, которая расчистила место на одном из верстаков и теперь лежала поперёк стола.

– Я тут ни при чём, – сказала она с набитым яблоком ртом.

Элли откатила дверь в сторону, и внутрь из темноты, прихрамывая, вошёл Кастион с усеянной дождевыми каплями бородой.

– Вечер добрый, Элли, – проговорил он с поклоном. – И Анна также, я вижу! А кто эти могучие герои? – прибавил он, улыбаясь трём сиротам помладше, которые, притихнув, смотрели на Кастиона круглыми глазами.

– Проблемы с ногой? – спросила Элли.

– Да, – вздохнул Кастион.

Левая нога властителя Кастиона была вершиной инженерного мастерства Эллиной матери. Всякий раз, как Элли приходилось её чинить, она преклонялась и сокрушалась над её многосложностью. Внутренность ноги составляли крохотные шестерёнки, противовесы и шатуны, собранные в механизм настолько сложный, что ей хотелось плакать. Она из кожи вон лезла, чтобы починить его, но всякий раз со спорным результатом; с тех пор как мать Элли умерла, Кастион больше не ходил с прежней лёгкостью.

Он стянул сапог и закатал штанину, обнажив латунный корпус ноги и ступни, внешне сходный с частью латного доспеха. Он отстегнул ремни, без церемоний сдёрнул ногу и забегал глазами, ища свободное место на верстаке, куда её можно пристроить. Элли согнала Анну со стола, на котором она разлеглась, и бережно приняла ногу из рук Кастиона.

Приютская малышня подобралась поближе, в почтительном молчании глядя на Кастиона. Элли задумалась, а приходилось ли им прежде видеть кого-то из властителей китов так близко. Сара разглядывала волчью голову на его плече и даже дотронулась до носа зверя. Кастион вынул из кармана камзола зуб косатки и опустил его в подставленную ладонь девочки.

– Это подарок, – сказал он, и троица сирот вытаращилась на зуб, будто на мощи святого.

– Сэр? – выпалила Сара, не в силах сдерживаться. – А вы когда-нибудь тонули?

Ибнет оттолкнул её в сторону.

– Вы когда-нибудь плыли на корабле через шторм?

Фрай оттёрла его в сторону.

– А это правда, что вы голыми руками удавили спрута?

Кастион воздел руки, призывая их к молчанию. Затем он подался вперёд и наградил детей неспешной и сверкающей улыбкой.

– Ну конечно, – сказал он. – Как, по-вашему, я потерял свою ногу?

Они в изумлении пялились на него, глаза их сверкали. Но мгновение тишины было кратким – с дикими воплями они набросились друг на друга, сражаясь за зуб косатки.

– Я думала, вам акула ногу откусила, – пробурчала Элли, раскручивая винты на внешнем корпусе механической ноги. Она до сих пор была зла на Кастиона за то, что он не помог ей утром.

Он придвинул табурет с протяжным скрипом дерева по дереву.

– Слушай, ты меня прости, что я так строг был с тобой там, на площади, – промолвил он. – С тобой всё в порядке?

– Они же убьют этого мальчишку, – сказала она.

Кастион скривился.

– Быть может, они решат, что он невиновен, – сказал он. – Элли, ты же не знала его до сегодняшнего дня, так?

– Нет.

– Тогда почему ты так переживаешь из-за него?

– Я считаю, что она в него втюрилась, – брякнула Анна, которая теперь растянулась на полу. Элли схватила одеяло и швырнула его Анне в лицо.

– Это потому, что он всего лишь мальчик, – сказала она Кастиону. – Он ни в чём не виноват, это несправедливо.

Анна смеялась, лёжа под одеялом, от чего оно колыхалось и ходило ходуном.

– Перестань! Я в него не втюрилась! – закричала Элли и отвесила Анне лёгкого пинка.

– Дети! – прикрикнул Кастион, стукнув кулаком в столешницу.

Элли и остальные сироты разом замолчали. Анна стянула с лица одеяло и кротко прижала его к груди. Широко распахнутые глаза Кастиона поблёскивали в свете лампы.

– Ты должна понять, насколько это серьёзно. Если он действительно Сосуд, тебе необходимо забыть о том, что была с ним знакома, и ты не должна ему помогать. Инквизиция крайне неблагосклонно смотрит на тех, кто знается с Сосудом. – Он глубоко вздохнул. – После того как двенадцатый Сосуд был казнён, были повешены все члены его семьи, потому что они укрывали его в подвале собственного дома. Вся его семья, Элли. Кроме его восьмилетней дочери.

– Из-за того, что она была так молода? – спросила Анна.

Кастион опустил глаза к полу.

– Нет, потому что именно она сообщила Инквизиции, где его искать.

У Элли защемило сердце. Анна поглядела на младших сироток.

– Это ужасно, – проговорила она.

– Нет, это необходимо, – сказал Кастион. – Вы не знаете силы Врага. Вам не приходилось её видеть.

Он повертел в руках свою трость. Очень долго он не произносил больше ни слова.

Элли робко шагнула к нему.

– Сэр… а вы… вам доводилось её видеть?

Но Кастион по-прежнему не сводил глаз со своей нарваловой трости. Элли заметила, что пальцы его подрагивают. Но вот он сел прямо и посмотрел на дверь.

– Что это за шум? – спросил он.

Элли тоже услышала крики. Снаружи кричали люди. Вся похолодев, она бросилась к двери и раздвинула её. Ликующие возгласы звенели в морозном ночном воздухе.

– Это он!

Девчонки и мальчишки носились по Сиротской улице, пытаясь докричаться до окон и балконов у себя над головами. Где-то вдали звучно забили колокола.

– Это он! Это он!