Я не сразу вспомнил, что Билл - преподаватель волынки.

- Он сказал, чтобы я просто оставил тебя в покое. То есть дал бы тебе возможность заниматься в то время, когда у тебя назначен урок, и успокоился. Но, по-моему, это - извращение идеи музыкальной школы. Ты согласен?

- Да, есть в этом что-то неправильное, - ответил я. - Не знаю, правда, стал бы я употреблять слово «извращение»…

- Поэтому я решил, что мы назначим тебе занятия по другому инструменту, - перебил Салливан. - Никаких деревянных духовых и язычковых, ты их слишком быстро освоишь. Возьмем гитару или фортепиано. Чтобы ты не за пять минут научился.

- Имейте в виду, - сказал я, - я немного играю на гитаре.

- Имей в виду, - передразнил меня Салливан, - я тоже. Но на фортепиано я играю лучше. А ты?

- Меня вы будете учить?

- Группы пианистов переполнены обычными студентами. Мне жаль твоего времени, поэтому я выделю окно в промежутках между проверкой ваших кошмарных сочинений, чтобы заниматься с тобой. А ты добавишь фортепиано в список своих музыкальных умений. Если ты не против.

Бескорыстная доброта в людях всегда меня настораживает. А если она направлена на меня, то я настораживаюсь вдвойне.

- У меня такое ощущение, что я - то ли подопытный в эксперименте, то ли инструмент самоистязания.

- Правильно, - ответил Салливан, поднимаясь и забирая почти пустую миску из-под еды для кроликов. - Ты часть моей программы помощи студентам, которые напоминают мне меня в бытность молодым и глупым. И за это тебе спасибо. Увидимся в пятницу в классе. Если сможешь обойтись без своего эго, оставь его в комнате: оно тебе не понадобится.

Он мило улыбнулся и склонил голову, как делают - кто? японцы? - когда прощаются.

Я вытащил из кармана ручку и написал на тыльной стороне запястья: «пт 5:00 ф-но». Чтобы не забыть. Впрочем, такое я вряд ли забуду.

Аудитории для занятий в Чанс-холле похожи на камеры: крошечные квадратные комнатушки; запахи человеческого тела здесь копились тысячу лет, не меньше. В них помещаются только пианино и два пюпитра. Я укоризненно взглянул на подставки - волынщики все запоминают и так, - поставил футляр возле сиденья, достал тренировочный чантер и сел. Сиденье издало звук, будто пукнуло, и медленно подо мной опустилось.

Занятие по фортепиано предстояло через несколько дней, но я раньше здесь не был и решил взглянуть.

На вдохновение в этой комнатке рассчитывать не приходилось. Тренировочный чантер и так звучит как издыхающий гусь, а с такой жуткой акустикой…

Я посмотрел на дверь. На ручке можно было повернуть замок и закрыться - наверное, чтобы никто не ломился в комнату во время занятий. В голове промелькнула мысль, что в одной из этих комнат удобно совершить самоубийство: все будут думать, что ты занимаешься, пока труп не начнет разлагаться.

Я заперся, сел на край табурета и нерешительно поднес чантер к губам; где-то на краю сознания я еще ощущал присутствие песни из сна и боялся, что не смогу удержать ее и она польется из-под моих пальцев. И это будет потрясающе. Полузабытая песня умоляла меня сыграть ее, услышать, как она прекрасна, но я опасался, что, уступив ее мольбам, я соглашусь на то, на что мне нельзя соглашаться.

Не знаю, как долго я колебался, неподвижно сидя спиной к двери, но внезапно я почувствовал в голове какой-то толчок, укол, увидел, как мои руки покрываются гусиной кожей, и понял, что я в комнате не один, хоть и не слышал ни шагов, ни звука открывающейся двери.

Я тихонько втянул в себя воздух, пытаясь понять, что хуже: посмотреть или не знать? Я посмотрел.

Дверь закрыта. На замок. Мое шестое чувство вопило во весь голос: «Что-то не так! Ты не один!» Я суеверно дотронулся до железного браслета на запястье и сумел сосредоточиться. Возник странный запах, похожий на запах озона. Как после удара молнии.

- Нуала? - позвал я.

Ответа не было, но я ощутил прикосновение, тяжесть рядом. Через несколько секунд тяжесть потеплела, я почувствовал лопатки у своих лопаток, спину у своей спины, чужие волосы, касающиеся моей шеи. Кожа пошла мурашками, разгладилась и снова собралась, как будто не могла привыкнуть к постороннему присутствию.

- Я надел железо, - тихо проговорил я.

Тело рядом со мной осталось неподвижным. Мне почудилось биение чужого сердца.

- Я заметила.

Я очень медленно выпустил сквозь зубы воздух из легких, обрадованный тем, что узнал голос Нуалы. Не то чтобы я был рад ее видеть, но незнакомое создание, прислоняющееся ко мне, подстраивающее под меня свое дыхание, - это хуже.

- Мне неудобно, - сказал я, не переставая думать о том, что от разговоров мышцы груди напрягаются и создают между нами трение - жутковатое и в то же время чувственное ощущение. - Я про железо. Обидно, что я напрасно мучался - я надел его из-за тебя.

- Подлизываешься? - поддразнила Нуала. - Здесь есть и более опасные создания.

- Это не может не радовать… Кстати, скажи мне, пока мы еще не ругаемся: насколько опасна ты?

Она издала какой-то звук, будто хотела ответить, но передумала. Повисла жирная уродливая тишина. Наконец Нуала сказала:

- Я пришла послушать.

- Нужно было постучать. Я же не просто так запер дверь.

- Я думала, что ты меня не заметишь. Ты что, провидец? Экстрасенс?

- Вроде того.

Нуала отодвинулась и развернулась к инструменту. Я затосковал, не ощущая ее рядом, мое сердце наполнила неопределенная грусть.

- Сыграй что-нибудь.

- Черт тебя побери, существо! - Я сдвинулся к фортепиано, желая посмотреть на нее, и потряс головой, чтобы освободиться от страдания. - Ты настойчивая.

Она наклонилась вперед, над самыми клавишами, чтобы увидеть выражение моего лица. Волосы лезли ей в глаза, и она заправила короткие светлые пряди за ухо.

- Судя по твоим чувствам, ты хочешь большего. Тебе нужно было сказать «да».

Она наверняка думала, что говорит убедительно, но на меня ее слова произвели прямо противоположный эффект.

- Если я чего-то достигну в этой жизни, то сам, без жульничества.

Нуала скорчила ужасную гримасу:

- Неблагодарный! Ты даже не попробовал сыграть ту песню, с которой я тебе помогла. Это не жульничество. Ты бы и сам ее написал, если бы прожил еще пару тысяч лет.

- Я не соглашаюсь.

- Я помогала тебе без задней мысли. Я хотела, чтобы ты понял, чего мы можем достичь вместе. Но ты ведь не можешь просто взять и воспользоваться случаем. Нет! Нужно сомневаться! Нужно мучиться!… Иногда я вас, глупых людишек, просто ненавижу.

От ее злости у меня разболелась голова.

- Нуала, помолчи, у меня из-за тебя голова болит.