Нивхская девочка медленно открыла глаза. Взгляд ее был мутным и бессмысленным, казалось, она вовсе не видит склонившихся над ней мальчишек. Сухие губы дрогнули, и она едва слышно прошептала:

– Чэк-най… Огненный потоп… Рыжий… Рыжий огонь… Твари в огне… Смерть! – и снова провалилась в забытье.

– Все понял? – поднимаясь на ноги, буркнул мрачный, как вода в полынье, Орунг. – Чэк-най сжег стойбища нивхов – а потом и отморозки от тепла из-под земли поперли. – Орунг скривился, как от зубной боли. – Они всегда голодные отмораживаются.

– Не может такого быть, – с глубочайшей убежденностью в голосе возразил Пукы. – Шаман говорил, что жрицы говорили – нет никакого чэк-ная! Огонь может быть только Голубым, Рыжий огонь – это вредные бабушкины сказки! А отморозков, то есть эрыг отыров… и чудищ Вэс в нашей земле уже тысячи тысяч Дней как нету, спокойными можем быть!

– Пукы! Вот дети, они нивхи. – Орунг снял с груди девочки младенца и сунул его брату в руки. – Они не в своей земле, они здесь, у них одежда паленая, они без вещей, старших с ними нет! Про чэк-най говорят, отморозков боятся. Или ты слепой-глухой?

– Еще скажи, что я сопливый-слюнявый! – обиделся Пукы. – Ты своей головой подумай – стали б жрицы нас обманывать, если б нам и правда что грозило? – размахивая в запале младенцем, выпалил он.

– Не тряси малого – он не деревянный!

Смущенный Пукы немедленно зажал младенца под мышкой – как тючок. Орунг покачал головой – ну что с ним поделаешь!

– Ты-то сам дойдешь? – он вопросительно поглядел на старшего ребятенка. Тот не ответил, но молча встал. Наверное, это означало, что дойдет. Уже легче. Орунг отложил свой хорей в снег и примерился…

– Думаешь, это она так чувал растапливала? – пропыхтел он, хватая девчонку за обожженную парку.

– Не знаю я! – гаркнул в ответ Пукы. – Раз жрицы сказали нет – значит, нет! Ни Вэс, ни отморозков, ни…

Орунг поднатужился и одним плавным движением, будто добычу поднимал, вскинул девчонку себе на плечи. Выпрямился…

Его нос уткнулся… тоже в чей-то… нос. Широкий и плоский – совсем как у Аккаля.

Прямо на Орунга скалилась поросшая шерстью морда.

Сперва мальчишке показалось, что существо всего на голову выше его самого, но тут же понял, что оно просто сильно горбится. Будто непомерно широкие плечи сгибались под тяжестью перевитых, как жгуты, мышц. Одежды на великане не было, все тело покрывала слежавшаяся шерсть, лишь на плечах болтался обледеневший ветхий плащ из звериной шкуры.

Придерживая болтающуюся на плечах девчонку, Орунг попятился.

Припавшее к скальному уступу существо предостерегающе заворчало. Его верхняя губа вздернулась, угрожающе приоткрывая выщербленные желтые клыки. Покрытая густой клочковатой шерстью лапа шевельнулась, подтягивая поближе сучковатую дубину.

– Это… кто? – прижимая к груди младенца, севшим голосом спросил Пукы.

– Это те, которых нет, – с изумившим его самого задушенным хихиканьем пробормотал Орунг.

– Древние великаны эрыг отыр? – тщательно, словно он очень сильно боялся ошибиться, уточнил Пукы.

И тут впервые они услыхали голос нивхского ребятенка.

– Отморозки! – заверещал тот. – Бегите! Отморозки! – отчаянно рванувшись, он заячьим скоком кинулся прочь.

В прячущихся под низкими надбровными дугами глазах существа вспыхнул лютый Рыжий огонь. Тварь жутко зарычала – и сиганула со скалы прямо на Орунга. На мальчишку дохнуло смрадом из раззявленной слюнявой пасти. Здоровенная лапища ухватила его за плечо и стиснула с силой, какой не бывает даже у медведя. Острые когти разодрали парку. Желтые клыки приближались к шее…

– На-а! – не выпуская зажатого под мышкой младенца, Пукы огрел тварь хореем по башке. Плашмя, как бьют оленей.

Хорей с треском переломился. Существо остановилось. Задумчиво ворча, поглядело на обломки палки, валяющейся у его здоровенных, как снегоступы[6], босых ножищ. Широкой, как оленья лопатка, ладонью отморозок потер низкую скошенную макушку, по которой пришелся удар, и озадаченно уставился на Пукы. Обиженно хрюкнул и небрежно отпихнул Орунга. Парня отнесло в сторону, он взвыл, ударившись спиной о валуны. Отморозок обеими руками ухватил свою здоровенную дубину… и со всего маху обрушил ее на голову Пукы. Тот с неожиданной прытью пригнулся. Дубина врезалась в скалу. Гул удара ухнул, отдаваясь в расщелинах, длинный язык снега сполз со скальной стены, обнажая черный камень.

– Бежим! – поворачиваясь, заорал Орунг.

Упираясь в камень непомерно длинными, почти достающими до земли руками, за его спиной стоял второй эрыг. Взгляд пылающих красных глаз перемещался с Орунга на бесчувственную девочку у того на плечах – и обратно. Отморозок почти по-человечески – если не считать здоровенных клыков! – ухмыльнулся, облизнул черные губы.

Сзади в скалу снова ударило. Новый клуб снега ухнул вниз… накрыв второго отморозка от скошенной башки до мохнатых пяток. Мимо Орунга, истошно вереща, пронесся Пукы с младенцем на руках. Орунг оттолкнулся от камня и сиганул в сторону, проскальзывая у самого бока ворочавшегося в сугробе отморозка.

– Ходу, ходу! – бросаясь к выходу из расщелины, прокричал Орунг. Сзади послышался глухой вой, полный раздражения. Переваливаясь на слишком коротких для могучих тел ногах, эрыги бежали следом. Не быстро, конечно. Но обостренным чутьем охотника Орунг чувствовал, что так они могут бежать бесконечно – и уж точно дольше, чем он.

– Девчонку им скормить – чтоб отвязались? – прибавляя скорости, пробурчал он.

– Не надо! Неправильно! – хватая воздух широко распахнутым ртом, прохрипел Пукы и покрепче стиснул младенца.

– Я ее несу – мне лучше знать, что правильно! – поудобнее перехватывая ношу, огрызнулся Орунг. На самом деле он отлично понимал, что первый, кто останется позади, будет как раз Пукы. Долго брат такого темпа не выдержит. И недолго тоже. Орунг мельком покосился на Пукы, на его ходящую ходуном грудь… Этого тощего, даже вместе с мальцом на руках, эрыгам все равно на один укус – зубищи-то какие! Пыхтя и толкаясь, ребята проскочили сквозь узкую горловину расщелины. У Орунга на мгновение мелькнула надежда, что отморозки застрянут, плечи-то у них широченные…

Из-за скального уступа прямо на них вихрем вылетел сбежавший нивхский ребятенок. Его изможденное лицо сейчас было белее снега вокруг, лунный свет отразился в оледеневших от ужаса глазенках…

– Там! Там… – выдавил он сквозь прыгающие губы.