Кадет обучали наукам, распределенным на три отдела: 1) французскому и немецкому языкам, истории и географии, механике твердых тел, гидравлике и аэрометрии, архитектуре гражданской, географии математической, химии, основаниям экспериментальной физики, натуральной истории, военным экзерцициям, танцам, фехтованию, верховой езде; 2) арифметике и низшей алгебре, геометрии начальной и высшей, свойствам трех сечений конуса и «прочему до сего относящемуся»; 3) артиллерии, фортификации, фейерверочному искусству, рисованию и черчению. На умение «пускать фейерверки» традиционно обращалось особое внимание. Так, в истории этого учебного заведения сказано: « занятие это имело педагогическое значение для будущих военных XVIII столетия. Вот как его определил сам Петр I в разговоре с прусским министром бароном Мардефельдом: „Я довольно знаю, что меня в рассуждении частых моих фейерверков почитают расточительным; известно мне также, что они стоят мне, в сравнении издержек на фейерверки при чужестранном дворе, весьма дешево, и теперешний, который вы ценили в 20000 рублей, не стоит 5000; а хотя бы и стоил гораздо дороже, однако ж оный почитаю я у себя весьма нужным, ибо чрез увеселительные огни могу приучить своих подданных к военному пламени, и их в оном упражнять; поелику я приметил из опыта, что тем менее страшимся военного пламени, чем более привыкнем обходиться с увеселительными огнями“»23.

Для обучения экзерцициям полагалось выезжать в «пространное место, которое в городе сыскать не можно», поэтому на два месяца выезжали в лагеря, оставив на время все прочие науки и «производя одни только экзерциции». Экзерциции были сложные: конная и пешая, солдатская и унтер-офицерская, «особливо маршировать вперед, вбок, накось и назад тихо, посредственно и скоро». Следовало научиться «без замешания и проворно наполнить во фронте места, упалые во время сражения», «различие знать барабанных боев» и т. д. Выпускники корпуса непременно должны были освоить «художество воинское», под которым понималось: «каким образом офицеру во всяком фронте обращаться; как в роте и в полку повеления давать, как стрельбу производить; всему, что в военном уставе предписывается»; «во что солдат, полк, рота становятся содержанием; в какие сроки получают вещи мундирные и амуничные, как оные вещи раздаются и употребляются и при жаловании, какие у кого вычеты чинятся». Кроме «художества воинского» существовала в программе обучения и «наука военная»: «как всякий фронт устроить, зачав от фронта ефрейтора даже до фронта полкового, и как в оном поступать; как маршировать, где какое прикрытие употреблять, каким образом с конвоями и деташментами поступать, как лагерем становиться и его укреплять и что при том примечать надлежит»24. Но и это было далеко не все, что требовалось офицеру, которому, по мысли графа П. И. Шувалова, предписывалось «читать всех военных авторов и делать на них рефлекцы; рассуждать о всех знатных баталиях и акциях, и рассуждать те погрешности, от чего они потеряны, и те случаи примечать, чем выиграны, рассуждать же о настоящих политических делах в Европе и о военных силах других держав»25.

Проект генерал-фельдцейхмейстера подчеркивал значение географии и истории, впервые введенных в число наук, преподававшихся кадетам: «Знание гистории и географии политической нужно всякому, а необходимо дворянину, к военной службе приуготовляющемуся; гистория, открыв завесу древности, представит великих героев и полководцев; там увидит он лакедемонянина, сопротивляющегося с малым числом людей бесчисленной Ксерксовой силе, увидит побеждающего Павзания, представится ему мудрое и осторожное предводительство Ксенофонтово, увидит Александра с малым числом великие войски гонящего, и наконец, увидит великих римлян, вселенную в трепет приводящих; напоследок представятся ему восходящие и разоряющиеся царства, поверженные области и новые из них рождающиеся; все сие молодой человек, собрав в мыслях своих, несравненную пользу получить себе может; он, разбирая характер Сарданапалов, гнушается роскошному и сластолюбивому житью, а гнушаяся оному, самой роскоши и сластолюбию гнушается; удивляяся мужеству Леонидову, завидует ему, а мысли к подражанию склоняются ». Граф Шувалов был уверен, что история «больше в сердце молодого человека добродетелей вливает, нежели наистрожайшее нравоучение, а сколько подает военнослужащему пользы, того и описать не можно », а «география политическая научает молодого человека: разделение земель, положение их, образ правления, показывает границы соседства, описывает корабельные пристанища, реки, озера и прочее, и тако возможно ли сомневаться, что знание сего офицеру нужно»26.

Стремясь «с сердечным участием» обеспечить будущих офицеров-дворян знаниями, развивать их кругозор и прививать нравственные начала, сам граф Петр Иванович Шувалов отнюдь не являлся образцом добродетелей. Он выдвинулся на высшие должности благодаря счастливому стечению обстоятельств: его жена Мавра Егоровна, урожденная Шепелева, пользовалась особой доверенностью императрицы Елизаветы Петровны. За период с ее вступления на престол и до 1748 года граф Шувалов прошел путь от первого придворного чина камер-юнкера до генерал-лейтенанта, получив высшие ордена Российской империи, значительные земельные пожалования, графский титул и должность генерал-адъютанта, но всегда, по словам Д. Н. Бантыш-Каменского, «желал большего и приступил к исполнению обдуманного плана». В числе придворных любимцев состоял тогда Бекетов, молодой человек красивой наружности, который по выпуске из кадетского корпуса в один год был произведен в полковники и стал генерал-адъютантом графа А. Г. Разумовского. Шувалов опасался, как бы со временем новый баловень фортуны не взял над ним перевеса. По этой причине он «вкрался в сердце неопытного юноши, выхвалял красоту его, чрезвычайную белизну лица и для сохранения на нем всегдашней свежести дал Бекетову притиранье, которое навело угри и сыпь. Тогда графиня Мавра Егоровна присоветовала Императрице удалить Бекетова от Двора, как человека зазорного поведения». Место Бекетова заступил Иван Иванович Шувалов, брат графа Петра. «В то время, как Иван Иванович, оставляя в покое зависть, не помышлял о приобретении богатства и наград», граф Петр Шувалов в полной мере реализовал свои возможности брата фаворита. Он стал кавалером ордена Святого Андрея Первозванного, «получил достоинство» генерал-фельдцейхмейстера, был пожалован конференц-министром, распорядителем «деланных вновь по его проекту медных денег», которые он имел право раздавать под проценты дворянам и купцам, управлял Артиллерийской и Оружейной канцеляриями, по важным делам присутствовал в Правительствующем сенате, исходатайствовал себе лучшие горноблагодатские казенные железные заводы и монополизировал поставку вин в Санкт-Петербург. Дело дошло до того, что князь Я. П. Шаховской однажды в присутствии брата Ивана Ивановича обратился к нему с предложением: «Ваше сиятельство! Теперь вы уже довольно богаты и имеете большие доходы, а я, при всех высоких титлах своих, и не мыслил еще о каких-либо приобретениях! Дадим в присутствии Его Превосходительства честное слово друг другу: отныне впредь не заниматься более увеличением нашего достояния, не следовать влечению страстей своих, отступая от обязанностей и справедливости, но идти прямым путем, куда долг, честь и общая польза сограждан будет нас призывать. Тогда только я соглашусь носить имя вернейшего друга Вашего»27. Типичная картина для «безумного и мудрого столетия»: ненавидеть пороки и являться их носителем, твердо знать, где находится добродетель, и двигаться к ней окольными путями, сочетать крайнюю форму стяжательства и честолюбия с готовностью сложить голову за царя и отечество. Вспомним верного сподвижника Петра I, «полудержавного властелина» Александра Даниловича Меншикова! В поведении российских вельмож была своя логика: чем богаче и сановитее они были, тем громче звучал их голос у трона, тем решительнее они брались за решение государственных проблем. Впрочем, придворный образ жизни, налагая определенные обязательства, некоторым образом провоцировал «больших вельмож» к корысти и стяжательству. По словам блестящего знатока эпохи Е. В. Анисимова, «столичное дворянство было обязано украшать дома французской мебелью, картинами, иметь великолепный выезд, массу лакеев, поваров и содержать „открытый стол“, чтобы быть в состоянии угостить внезапно нагрянувшую императрицу с огромной свитой так, как если бы приготовления к приему велись загодя»28. Так, канцлер М. И. Воронцов сокрушенно писал Елизавете Петровне: «…принужден был покупать и строить дворы, заводить себя людьми и экипажем и для бывших многих торжеств и праздников ливреи, платья богатые, иллюминации и трактаменты делать»29. Но, обращаясь к графу Шувалову, князь Шаховской, вероятно, был уверен, что его слова найдут отклик в сердце друга, потому что в сознании людей присутствовал нравственный идеал, к которому следовало стремиться. В связи с этим Е. В. Анисимов приводит мнение Г. А. Гуковского, автора «Очерков по истории русской литературы XVIII века»: «Тип, образ идеального человека „создавался как бы вне своей жизни, как идеальный облик бытового сознания дворянина, правомерно занимавшего высокое место в сословной лестнице и претендующего на самостоятельность“»30. В конце концов, все они начинали учиться с Псалтыри и Часослова. В исходе жизни, на одре болезни, выпустив из своих рук бразды власти, граф Петр Шувалов окружил себя духовенством и искал утешения в религии. По словам того же историка, вельможа, воспетый М. В. Ломоносовым, действительно оказал немалые услуги Отечеству: «Анализ многолетней деятельности Петра Шувалова позволяет отметить присущее ему и довольно редкое у его современников качество — чувство нового. В сочетании с честолюбием, энергией, властной уверенностью в правоте (а иногда и в безнаказанности) это свойство ума и характера выдвигало Петра Шувалова из среды его коллег по Сенату, предпочитавших по словам Я. П. Шаховского, „ставить парусы по ветру“, избегать всякой инициативы и — как следствие этого — ответственности. Шувалов действовал иначе. После смерти Петра Великого в России, пожалуй, не было другого государственного деятеля, который бы подобно Петру Шувалову так живо откликался на всякое предложение, новую идею и поощрял на этом пути своих подчиненных»31. Достаточно вспомнить о Соединенной артиллерийской и инженерной школе и ее выпускнике, Михаиле Илларионовиче Кутузове, в котором ярко воплотились характерные приметы времени…