Мать была дома, и не одна, а с соседкой Александрой Михайловной, той самой ограбленной старушкой, из-за которой все и началось. Бабули сидели на кухне и находились в полном недоумении.

– Ты только послушай, Надя, что случилось, – обратилась мать к Надежде, против обыкновения не начав с порога выговаривать ей за опоздание и еще неизвестно за что.

– Что такое? – встревожилась Надежда. – Все живы-здоровы?

– Вот Александра Михайловна сама расскажет, а я уж больше ничего не понимаю, – в раздражении ответила мать.

– Значит, сегодня утром, в полдевятого, звонит мне в дверь почтальонша наша Маруся, – послушно начала свой рассказ соседка.

Надежда со слов матери знала, что почтальонша работает в их районе лет тридцать и возраст имеет солидный, но все равно все в округе иначе как Марусей ее не называют.

– Звонит, значит, Маруся и спрашивает, что это я за письмом не прихожу.

– Как это – не приходите? – насторожилась Надежда. – Вы же уже то письмо давно получили…

– Вот я ей то же самое говорю, а она подает мне конверт, вот смотри, Надя.

Надежда осторожно взяла в руки обычный почтовый конверт и прочитала надписанный адрес:

– Город Санкт-Петербург, почтовое отделение номер двадцать семь, Ивановой Александре Михайловне, до востребования.

В графе «отправитель» ничего не было, только закорючка, которую с большим трудом можно было принять за подпись.

– И что там? – Надежда не отважилась без разрешения заглянуть в конверт – все-таки чужое письмо.

– Да посмотри, Надя, а то мы совсем запутались! – взмолились старушки.

Надежда осторожно, за краешек, вытащила из конверта небольшой листок гладкой шуршащей бумаги вроде тонкого пергамента. По краям листок был неровно, наспех оторван. Наверху бледно было напечатано семь цифр – 310 17 23, потом пропуск, потом еще цифры – 12 03 2003 14.30.

Дальше шел собственно текст, который выглядел несколько непонятно:

«Сертолово терминал № 7 блок 4 секция 18 конт 2248».

И все, больше на листке ничего не было.

– Что ты об этом думаешь? – нетерпеливо спросила мать.

– Хм, а вы уверены, Александра Михайловна, что это письмо именно для вас?

– Да не для меня точно, я тут ничего не понимаю, но что на конверте почерк Жени, племянника моего, в этом я не сомневаюсь. Ведь он, можно сказать, на моих глазах вырос, и в школу тут ходил, когда они с сестрой здесь, в этой квартире, жили… – Голос у старушки дрогнул. – Так что же это такое?

– Это факс, – дала Надежда исчерпывающие объяснения. – Вот тут, наверху, видите, номер, похожий на телефонный, так это номер факса, то есть, откуда он был отправлен. А дальше дата – вот смотрите: двенадцатое марта две тысячи тринадцатого года.

– А дальше что? – нетерпеливо спрашивала мать. – Что в самом письме?

– И зачем Женя его послал? – вторила ей соседка.

– Вот уж этого я не знаю, – честно призналась Надежда, хотя кое-какие подозрения у нее были.

Она еще раз внимательно прочитала текст. Что-то такое крутилось в голове насчет Сертолова, но хорошенько порыться в памяти мешали старушки. Александра Михайловна уставилась на письмо со страхом, как будто ожидая от него больших неприятностей.

Надежда перевернула листок. На обороте от руки карандашом было наспех нацарапано: Горох – 7, оф. 318, 324-28-39. Мигом сообразив, что это значит: улица Гороховая, дом 7, офис 318 и номер телефона этого самого офиса – Надежда показала каракули Александре Михайловне:

– Вам адрес этот незнаком?

– Почерк мне знаком, – вздохнула та, – Женин это почерк.

– Так-так. А скажите, Александра Михайловна, что племянник про письмо говорил, когда звонил вам?

– Да ничего особенного не говорил. Получишь, говорит, письмо, теть Шура, так сразу домой иди, письмо спрячь и никому не показывай. И никому не отдавай, пока я сам за ним не приду. – Старуха вдруг посмотрела на Надежду с подозрением и забрала из ее рук конверт.

– Значит, письмо то самое, которое он послал. А что же вы на почте-то получили? – спохватилась Надежда.

– Сама не знаю. Подаю я, значит, девушке в окошечко паспорт, погляди, говорю, милая, есть ли мне что. Она говорит: Ивановой – есть! И подает мне конверт. Я и взяла, а смотреть на адрес не стала, потому что, откровенно говоря, ничего бы там и не увидела – очки даже забыла.

– Фамилия тебя, Александра, подвела, – вмешалась мать. – Ивановых-то на свете – пруд пруди, вот девушка и перепутала, дала тебе не то письмо.

«Не Александру фамилия подвела, а тех, кто хотел письмо у нее отнять, – подумала Надежда. – Письмо-то они отняли, да только не то. Вне всякого сомнения, им нужно было это письмо, именно в нем были сведения, так сильно интересующие, что не побоялись люди пойти на открытый грабеж. Я сильно подозреваю, что девушка в белой шубке даже поплатилась жизнью за то, что принесла не то письмо».

– Про племянника ничего не слышно? Не давал о себе знать?

– Пропал он совсем, – расстроилась Александра Михайловна. – Я вот думаю: может, в полицию заявить?

– В полицию! – фыркнула мать Надежды. – Вот мы с тобой заявили в полицию про то, что тебя ограбили! И что они сделали? Андриана арестовали! Как будто это он девушку убил! Ну надо же такое придумать! Вот теперь заявишь, что племянник пропал, а он, может, совсем не желает с полицией дело иметь. Так потом тебе спасибо ни он не скажет, ни полиция!

Далее мать довольно толково пересказала Надежде всю ночную эпопею с Валечкой и ее внуком, сказала, что чувствует Валечка себя получше, а этот нахальный мальчишка Андриан, когда она, мать, стала ему выговаривать насчет того, что нельзя так обращаться с бабушкой, ответил ей невежливо, можно сказать, даже грубо.

– Он-то чем виноват? – заикнулась Надежда.

Пока мать гневно клеймила позором современную молодежь, она успела переписать содержание письма себе в блокнот – так, на всякий случай. Потом она выспросила Александру про племянника – где работал, с кем жил. Та отвечала, что жил Женечка в последнее время один – после развода, а работал телефонным мастером и всякую технику тоже чинил: вот этот, как ты говоришь, Надя, факс… еще что-то.

– А вы место его работы знаете?

– Какая-то фирма, у меня где-то телефон был, – неуверенно проговорила старушка. – Да он там и не бывал почти, все по вызовам ходил, в разные учреждения.

Соседка ушла к себе. За чаем мать обиженно молчала, а Надежда думала о том, что характер у этого мальчишки Андриана, конечно, не сахар, но ведь и жизнь-то у парня не больно сладкая.

Странное дело, их матери знакомы с детства, а она, Надежда, с Еленой, дочкой маминой подруги, совсем не общается. Не хочется им общаться, очень они разные. И хотя у Надежды есть что сказать Елене, она никогда этого не скажет, что женщины рожают сыновей для другой женщины, а дочерей – для себя. И что мать, растящая сына, исподволь готовит себя к разлуке с ним. Редко попадаются сыновья, которые живут с матерью до конца жизни. Обычно они одиноки, и это матерей в конечном итоге тоже огорчает. С дочками совсем другое дело. Дочки, взрослея, не отдаляются от матерей, а, напротив, становятся ближе, потому что у них появляются свои женские заботы, помочь в которых может только мама. И ребенка спокойнее всего именно с матерью, а не со свекровью оставить, и, если с мужем проблемы, за советом к матери бегут. А когда остается мать одинокой и болеет, то дочка берет на себя заботу о ней не только из чувства долга, а потому, что ей это не в тягость. Так уж повелось, что от дочерей ждут ухода в старости. Не всегда легко со стариками, и времени не хватает, но нужно с этим мириться. И никому их не спихивать, даже внукам. Потому что хоть у маминой подруги Валечки и замечательный заботливый внук, но нельзя молодого человека пристроить за старухой ухаживать, не его это дело. Ему надо жизнь свою устраивать, образование получать, работу приличную искать.