Конечно, он тогда покривил душой ради позы бывалого знатока женщин. Катя уже и в том возрасте была очень хороша, красива тем, как выразилась позже их пожилая учительница, вымирающим видом красоты, какой часто встречается на полотнах старых мастеров и на старинных черно-белых фотографиях, но какой очень редко можно увидеть в наши дни. На незаурядную внешность новенькой обратили внимание даже девчонки. Обычно женщины в вопросе чужой привлекательности крайне ревнивы. Еще Гоголь подметил, что они скорее с чертом поцелуются, чем признают другую красивее себя. Но, видимо, у учениц их художественной школы чувство прекрасного было развито сильнее, чем заурядная бабская зависть. И когда Андрей тихонько сказал, что новенькая похожа на «Царевну-Лебедь» Врубеля, девочки дружно с ним согласились и с тех пор именно так и называли новую ученицу. Это прозвище прочно прилепилось к Кате в художественной школе. И еще долго, думая о Катюше, Андрей так и называл ее про себя — Царевна-Лебедь. Настолько сказочно-прекрасной, неземной, возвышенной и загадочной казалась она ему.

Он влюбился в нее с первого взгляда и тайком вздыхал о Кате весь год, до окончания восьмого класса. Мчался каждый раз в художественную школу, как на праздник, боясь опоздать, забывая даже пообедать. И если вдруг Катя пропускала занятия, а подобное случалось не так уж редко, жизнь сразу окрашивалась для Андрея самыми мрачными красками. Но если она приходила, то с того момента, когда девушка с задумчивыми серыми глазами появлялась в дверях, и до самого окончания занятий он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Издали любовался ею, слушал ее милый голос и мелодичный смех, восхищался ее работами, которые, разумеется, казались ему необычайно талантливыми, хотя на самом деле в них не было ничего из ряда вон выходящего, и каждый раз, расставаясь с Катей, переживал это так, точно она уезжала далеко и навсегда. Однако при этом подойти к ней, с ней заговорить и уж тем более проводить ее домой или пригласить куда-нибудь — в кино, в кафе или просто погулять — Андрей никак не мог решиться, общались они только в компании. Костя и подшучивал над ним, и советовал, и подстрекал — все было напрасно. Андрей и мысли не мог допустить, что такая красавица, как Катя, заинтересуется им и согласится даже выслушать его, не говоря уж о большем. А отказа он боялся как огня. Ему казалось, он его просто не переживет, сердце разорвется от страданий… Вот он и держал в тайне свою любовь, скрывал ее настолько старательно, что Катя, как ему казалось, и не догадывалась о ней. Позже, впрочем, выяснилось, что он ошибался, но это было уже потом…

А тогда наступило лето, ставшее первой важной вехой в его судьбе. Он сделал свой выбор — не пошел в девятый класс, а ушел из школы и подал документы в пищевой техникум. И начался новый, абсолютно непохожий на школьный, период в жизни. Во время вступительных экзаменов он сделался объектом живейшего интереса будущих сокурсниц. Каждый раз после того, как объявляли оценки, девчонки наперебой приглашали его отметить очередную победу или в кафе, или, чаще, у кого-нибудь дома, благо у многих родители как раз уезжали на дачу. Но, несмотря на все гулянки, поступить в техникум Андрею удалось, и вышло это на удивление легко — то ли он неплохо подготовился, то ли, что скорее всего, преподаватели оказались более снисходительны к абитуриенту-парню. А дальше, когда он стал студентом — тут и вовсе все закрутилось и завертелось. Андрей, как выразился Костя, попал в малинник, оказавшись единственным юношей в группе. Можно себе представить, что творится, когда на два десятка девчонок разной степени привлекательности приходится один парень. Да еще и симпатичный, и неглупый, и при деньгах… А во многих других группах и на их курсе, и на старших и вовсе не было ребят. Конечно, Андрей Шелаев оказался в центре внимания всего техникума и был, что называется, нарасхват. Его выбрали старостой группы. Самые красивые и бойкие девчонки со всех курсов стайками вились вокруг него, наперебой кокетничали, делали недвусмысленные намеки… Разумеется, Андрей не устоял. В самом начале первого курса он лишился невинности и после этого стал менять девчонок как перчатки — а те были только рады, сами, как говорится, подкладывались под него. Наблюдая за тем, как Костя обхаживает очередную пассию, водя ее в рестораны и осыпая подарками, Андрей лишь снисходительно усмехался. Ему внимание прекрасного пола доставалось даром и без всяких усилий. Но беда заключалась в том, что все это было ему не так уж и нужно. Несмотря на многочисленных девиц, с которыми он встречался, Андрей оставался однолюбом. Сердце его принадлежало Кате Черешневой. Его существо точно разделилось пополам — на душу и тело. Тело сполна получало все, чего хочется подростку в период бурного полового созревания. А душу пленила Катя. Прекрасная, чистая, недосягаемая, загадочная и печальная Царевна-Лебедь.

Благие намерения Андрея продолжать заниматься в художественной школе и во время учебы в техникуме, разумеется, вскоре пошли прахом. В сентябре он пару раз заглянул на занятия, но только затем, чтобы узнать, что Катя еще не вернулась в Москву, родители увезли ее в Анапу на «бархатный сезон». Больше Андрюха в «художке» не появлялся. Некогда было — учеба, практика, подработка, бурная личная жизнь…

Но Катю он не забыл, постоянно думал о ней, хотя за три года они ни разу не встретились. А потом вдруг случилось невероятное. Позвонил Костя и сообщил, что девчонки из «художки» решили отметить годовщину ее окончания. Послезавтра все собираются у Катьки Черешневой, и та просила пригласить Андрея, хотела увидеть и его тоже.

— Так и сказала? — ошарашенно переспросил он.

— Ну, уж я не знаю, как она там сказала, — заржал Костя. — Я с ней не говорил, мне Людка Малофеева звонила, ее подружка. Помнишь, сисястая такая? Людка передала так.

С того летнего вечера в большой Катиной квартире, в старом доме с высоченными потолками, все у них и началось… Вечеринка несостоявшихся художников (выяснилось, что никто из ребят и девушек не стал дальше учиться рисованию, все выбрали другие специальности) ничуть не напоминала тусовки с однокашницами Андрея по техникуму. Там всегда много пили, топтались-обжимались под музыку да целовались по углам в густом табачном дыму. А здесь из спиртного — пять бутылок вина на восемнадцать человек (и то еще осталось), а развлечения — философские споры и бардовские песни под гитару. Немногочисленных курильщиков выгоняли на балкон. Андрей никогда не курил, из-за больного сердца (его даже в армию не призвали), но на балкон тоже вышел — подышать воздухом. И вдруг как-то само собой получилось, что все, кто там был, постепенно разбежались, и с Андреем осталась одна Катя.

О чем они говорили, он не помнил. Удивительная все-таки вещь наша память! Всякая фигня вроде детских поездок на речном трамвайчике в «Бухту радости» застревает в ней навсегда. А вот такие важные вещи, как первый в жизни серьезный разговор с по-настоящему любимой девушкой почему-то выветрился из головы. Помнилось только, что он тогда держался намного увереннее, чем три года назад. Место робкого влюбленного недоросля теперь занял почти взрослый восемнадцатилетний парень, твердо стоящий на ногах, избалованный успехом у девушек, к тому же самостоятельно зарабатывающий, и зарабатывающий неплохо. Вот только его чувства к Кате, которая за это время стала еще красивее и еще больше стала напоминать Царевну-Лебедь, оставались прежними. Однако он хорошо владел собой и, когда попросил номер ее телефона, ничем не выдал своего волнения и страха перед отказом — все того же стыдного, липкого, мальчишеского страха, как и в детстве. Но Катя сама вырвала из тетради на пружинке страницу и протянула ему вместе с ручкой, чтобы он записал номер.