В 1943 г. отец ушёл из театра Революции и перешёл на другую работу. Этому предшествовали некоторые события, связанные с именем Н. П. Охлопкова. Доподлинно эти события мне неизвестны, но некие версии просочились тогда в коллектив театра. После закрытия Реалистического театра Н. П. Охлопков перешёл в Камерный театр и, немного проработав, ушёл в театр им. Вахтангова. Там он поставил спектакль «Фельдмаршал Кутузов» по пьесе в стихах Владимира Соловьёва. Но было совершенно очевидно, что работать с А. Таировым, как и с Р. Симоновым, корифеями советского театра, ему было явно не с руки. И он стал писать письма, в том числе И. В. Сталину, что он не занят в работе, что как режиссёр он простаивает. В качестве плюса для Н. П. Охлопкова было то, что к этому времени он удачно сыграл роль большевика Василия в кинофильме М. Ромма «Ленин в Октябре». Комитету по делам искусств было дано указание найти для Н. П. Охлопкова площадку для работы. Шли переговоры. Когда ему предложили театр Революции, он поставил два условия. Первое: он не будет работать с директором В. М. Млечиным, бывшим начальником Реперткома, и второе: название театр Революции слишком многообещающее, и его надо сменить. Так появился театр драмы, а затем театр им. Маяковского.

А. А. Фадеев, автор «Разгрома», давно знавший отца, предложил перейти к нему заместителем. Произошёл ещё один поворот в жизни отца, и он стал заместителем Генерального секретаря Союза писателей СССР. Сам А. А. Фадеев работал тогда над романом «Молодая гвардия», и ему нужен был опытный человек, способный его заменить на административном поприще. Отцу пришлось заниматься разнообразным хозяйством Союза писателей. Он принимал писателей, решал литературные и бытовые вопросы. В нашей квартире кроме пьес появилось множество литературных журналов, книг. Приходили и сами писатели.

Приходили, конечно, не только писатели, но и люди самых разных профессий. За прошедшие годы накопилось множество знакомств, и гости навещали старых друзей, чтобы побыть вместе или обсудить важные для них вопросы. Мои родители были коммуникабельными людьми, но особым гостеприимством отличалась мама. Она умудрялась в стесненных условиях небольшой нашей квартиры разместить несметное число гостей, накормить их и обстоятельно поговорить с ними. Иногда гости засиживались допоздна, спать было негде, и мама укладывала их на стульях, подложив какой-нибудь старый матрац. Утром, уходя на занятия, я с любопытством наблюдал, как вся комната была забита спящими людьми.

Но не только гостями жила семья. Время стояло трудное, нужно было добывать пищу, карточки еще действовали, но отоварить их было непросто, и мама носилась по магазинам, чтобы успеть сварить обед. За время войны мама сильно обносилась, старая одежда в семье пришла в упадок, и, видя это, я решил принять экстренные меры. Собрав воедино несколько своих стипендий и одолжив у друзей дополнительную сумму, я поехал в известный промтоварный магазин на Серпуховке и записался в очередь. После ряда ночных перекличек я попал в магазин и привез домой несколько отрезов ткани на платье и пальто. Нужно вообще сказать, что родители меня сильно не опекали, и уже с 12–13 лет я был довольно свободен в своих действиях. Учился неплохо, иногда даже прилично, так что особых забот я им не доставлял. Однако всегда чувствовал поддержку родителей и помощь, особенно отца, в переломные моменты жизни.

Во второй половине 40-х годов отец принял решение освободиться от административных забот и заняться литературным трудом. Сказывался, конечно, возраст и дававшие о себе знать проблемы со здоровьем. Как член Союза писателей он продолжал оставаться консультантом, ездил по стране с лекциями, составлял для разных изданий литературные обозрения.

Однако невзгоды не покидали семью. Стала болеть мама. Лечилась в разных лечебных учреждениях, но однажды вместе с уколом ей занесли инфекцию гепатита. Подняли на ноги лучших врачей, но спасти маму не удалось. Она умерла, не дожив до 50 лет. Для меня это была вселенская трагедия. Некоторое время я находился в трансе, с трудом осознавая, что потерял лучшего друга и любимого человека.

Впервые я ступил на Зеленоградскую землю поздней осенью или ранней зимой 1936 г. Мы с отцом сошли с железнодорожной платформы с надписью «Зеленоградская» и двинулись вдоль насыпи в сторону от Москвы. Справа был сплошной лес, слева внизу рельсы, и мы искали, где же находится поворот. Поворотом оказалась просека. Свернув на неё, мы стали искать колышки, которые забивали землемеры и которые обозначали номера участков и их границы. Шёл мелкий снежок, он покрывал не успевшие потускнеть опавшие листья, небо было затянуто тучами, стояла холодная погода. Разглядеть в густом лесу малозаметные колышки, да ещё и при такой погоде, представлялось безнадёжным делом. Постепенно темнело, а мы продолжали бродить по лесу в поисках каких-либо отметин. И вот наконец мы наткнулись на вылезший из-под снега столбик. Пройдя далее параллельно просеке, мы увидели колышек с номером 2, а затем и то, что мы искали, – рядом с раскидистой елью был вбит столбик с номером 3, определявший границу третьего участка будущего посёлка. Продолжая движение параллельно просеке, мы нашли дальнюю граничную точку, за которой намечался участок с номером четыре. Это была не просто местность, покрытая деревьями, а, можно сказать, непролазный дремучий лес. Конца-края этому лесу не было видно. Постояв немного в этом месте, мы не решились идти дальше. Я понял, что отец принял решение, в котором ранее сомневался. Уже было довольно темно, когда, перейдя полотно железной дороги, мы подошли к платформе.

Хочу отметить, что ещё до той первой, так запомнившейся мне поездки, отец внимательно вглядывался в полученную им синекопию кальки всего будущего посёлка, по-видимому, выполненной геодезической районной службой. В представленном плане посёлка были нанесены не только граничные линии участков, но и внутрипоселковые дороги, крупные лесные массивы и окаймляющие посёлок объекты: пойма реки Скалба, железнодорожная полоса отчуждения, ставшая впоследствии Вокзальной улицей, и линия границы с посёлком «Земледелие». Родители советовались между собой: какой участок выбрать. Сошлись на том, что желателен участок внутри посёлка, подальше от путей движения местных жителей на вокзал и с него. Такими участками были третий и четвёртый. Территория последнего превышала площадь третьего участка в полтора раза. Но, увидев на местности невообразимые просторы более дальнего участка, в котором предстоит прокладка коммуникаций и общее обустройство, отец дал согласие на участок под номером 3. Однако высказанные пожелания и предпочтения отдельных сотрудников стали тогда лишь предварительной ориентировкой состава будущего проекта и не более того. Учредителям нового поселения предстояла кропотливая работа по проведению довольно сложного цикла мероприятий. Для этого была создана инициативная группа, в которую вошли К. И. Алиев, Н. М. Новик и некоторые другие. Предстояло прежде всего разработать устав кооператива «Работники искусств», довести его до членов, желающих вступить в кооператив, и утвердить его. При этом документ должен был быть основан на примерном уставе, утверждённом властными структурами. Далее следовало собрать членов будущего кооператива и получить с них паевые взносы. На эти деньги заказывались проекты типовых дач, производилось заключение договоров с дачно-строительным трестом и оплачивались выполненные работы. Всего к лету 1937 г. таким образом было возведено 8 дач.