Он не мог позволить себе позавтракать в школьном буфете или купить самое необходимое для занятий спортом, хотя тренеры наперебой зазывали его, крупного и агрессивного, во все команды. Он довольствовался самым минимумом. Позже, когда я узнала его лучше, я поняла, почему он так поступал.

– Единственное, что ты можешь надеяться сохранить, – сказал он мне как-то, – это то, что ты хранишь у себя в голове.

Он исчез из школы только один раз, ранней весной, когда Большой Роан ограбил склад дяди Пита.

Дядя Пит продавал подержанные машины и держал запчасти к ним в низком бетонном здании на задворках города. Народу после шести вечера там почти не было.

В это самое здание, набитое фильтрами для масла, шлангами и прочими штуковинами, в одну из мартовских ночей Большой Роан, пьяный как обычно, и сумел въехать. Но склад дяди Пита был защищен своеобразной сигнализацией. В соседнем доме жили Дот и Ригби Бойлес, баптисты, державшие не меньше десятка собак.

Собаки, разумеется, залаяли, Бойлесы вызвали шерифа О’Брайена, и Большой Роан минут через тридцать оказался за решеткой. Дядя Вильям Делани приговорил его к двум месяцам заключения. Рони тогда было только четырнадцать, и других родственников у него не было. Моя тетя Бесс, прихватив с собой еще двух работников социальной службы, отправилась на Пустошь, чтобы забрать несовершеннолетнего под опеку закона. Рони как сквозь землю провалился. Его разыскивали несколько дней, но безрезультатно.

– Рони будет голодать, – пожаловалась я дедушке Джорджу в надежде, что уж он-то что-нибудь придумает. И надежды мои полностью оправдались.

Дед приложил к губам палец и подмигнул мне.

– Не бойся, – таинственно прошептал он. – Не будет. Я знаю, где Рони.

* * *

Озеро “Десять прыжков” принадлежало семье Мэлони бесконечно давно. Находилось оно в миле от старой мощеной дороги, и попасть туда можно было лишь по узкой тропинке, вившейся по холмам, да и та постепенно становилась еле заметна. Рассказывали, что озеро получило свое странное название еще от индейцев-чероки. У них существовала легенда о воине, который пересек озеро десятью прыжками, отталкиваясь от спин гигантских черепах.

Лет двадцать тому назад дедушка помог своему дяде Харви построить на берегу охотничий домик. Харви, в прошлом моряк, занимался подъемом затонувших судов на побережье Джорджии. Поэтому дом представлял собой странную конструкцию из бревен со старых кораблей. Камин в нем сложили из круглых гладких камней, использовавшихся в свое время мореплавателями как балласт. Харви раздобыл их, когда поднимали со дна шхуну восемнадцатого века. Позже землю и дом унаследовала племянница Харви. Она жила в Миннесоте, и мы никогда ее не видели. В общем, местом этим никто не интересовался. Дедушка исправно вносил налог на собственность неведомой родственницы, и все.

Дедушка припарковал свой грузовик в тени густых зеленых лавров, и по берегу озера мы пробрались к домику. Вид у него был совершенно заброшенный: темные окна без единого стекла и темный провал входа, не прикрытый дверью, смотрели на нас весьма мрачно. Редкий забор огораживал ветхое строение, ничуть не украшая пейзажа.

– Рони здесь?

– Да, – ответил дедушка. – Он часто удит здесь рыбу. Я десятки раз видел его грузовик. Я видел и его самого у дома, но старался не попадаться ему на глаза.

– Почему?

– Это единственное место, где он может чувствовать себя в безопасности. Как дикий зверь в своей норе. Если он заподозрит, что мы нашли его убежище, он может никогда больше не появиться здесь. Но думаю, что это лучшее из того, на что он может рассчитывать, пока его отец в тюрьме.

– Папа и кузен Винс уведут его отсюда, если найдут!

– Я знаю. Может быть, это и неправильно по закону, но я не могу выдать его. – Он прижал толстый палец к кончику моего носа. – Это наш с тобой секрет. Об этом знает еще только твоя бабушка Дотти.

Я согласно кивнула. Мы вернулись к грузовику, и дедушка вынул из него большую картонную коробку с едой. Мы оставили ее на лужайке под лаврами. Дедушка вырвал из блокнота, который он достал из кармана, листок бумаги и протянул мне карандаш. Я написала:

“Рони, это можно есть. Мой дедушка говорит, чтобы ты не беспокоился. Мы никому не скажем. Твой друг Клер”.

– Если он кому-то и доверяет, То только тебе, – сказал дедушка.

Приехав на следующий день, мы увидели, что коробка стоит на том же месте, но пустая. Я была ужасно горда и с тех пор каждый день оставляла Рони длинные письма.

Мы возили ему продукты на протяжении месяца – домашнюю ветчину бабушки, жареных цыплят, запеканки, ломти тортов и пирогов.

– Не знаю, где скрывался этот парень, – удивился папа, – но похоже, что он неплохо устроился. Надо отдать ему должное.

– Да, сын, надо, – сказал дедушка.

* * *

Рождество в городе праздновалось с размахом и так красочно, что в глазах рябило. Мне все это ужасно нравилось. Дамская ассоциация руководила организацией фестиваля, а мама и тетя Ирэн, ее старшая сестра, руководили ассоциацией.

Все магазины открыли рождественские распродажи сразу после Дня благодарения. О, эти украшения и прочие мелкие мелочи! О, чудный праздник Рождества! Когда я была маленькая, это означало километры серебряного дождя, тысячи пластмассовых Санта-Клаусов, тучи искусственных снежинок на окнах, паутину электрических лампочек по всему городу и высокие нарядные елки. На центральной площади стояли деревянные ясли с вырезанными из фанеры в полный рост библейскими персонажами.

В воскресную декабрьскую ночь сотни людей собрались на площади послушать объединенный церковный хор, посмотреть на парад, встретить Санта-Клауса и порадоваться рождественским огням на гигантском кедре.

Семейства Мэлони и Делани прибыли заранее и заняли целый угол там, где Главная улица раздваивается и огибает здание суда. Воздух был морозным, но мне было тепло в отличном шерстяном пальто и рейтузах. В ожидании начала действа я возбужденно толкалась со своими братьями и кузенами.

Церковный хор запел “Звенящие колокольчики” на сцене, возведенной около Торговой палаты; на площадь вступили участники парада, возглавляемые тетей Ирэн в костюме ангела с большими крыльями, обтянутыми белым муслином. Я почему-то оглянулась и встретилась взглядом с Рони. Он стоял отдельно ото всех под жестяным навесом магазина, дешевых товаров и наблюдал за мной.

Мне было девять лет, я была маленькой и толстой. Он в свои четырнадцать здорово вытянулся и был отчаянно худ. Тяжелые темные пряди волос заложены за уши. Он выглядел настоящим оборванцем в своих выгоревших джинсах и поношенном пиджаке с медными пуговицами, две из которых были оторваны. Плечи уныло опущены, глаза смотрели холодно и отсвечивали серебром, как гирлянды на окне магазина за его спиной.

Мое безотказное воображение заработало вовсю. Итак, Рони – ковбой, который случайно забрел сюда с ближайшего ранчо. Одинокий, без денег. Грязь въелась в него от пыльных троп, а не от омерзительного прицепа. Пуговицы? Пуговицы потеряны в схватке с угонщиком скота.