В ЗПШ примером этого были отношения курсантов с начальником школы В. Г. Клементьевым.

Василий Григорьевич Клементьев, носивший два ромба, был человек вида внушительного — крупный, высокий, с волевым лицом и буденновскими усами, — вызывал по первому впечатлению чувство робости. Но робость тут же покидала вас, как только начальник школы, выслушав уставной рапорт, доброжелательно протягивал огромную руку.

Слабостью Клементьева была охота — любил он брать с собой на охоту курсантов, слывших хорошими стрелками. И еще любил в горы ходить. Привечал тех, кто гор не боялся. Организовывал даже восхождение на Казбек. В альпинизме видел одно из средств воспитания в молодежи смелости и отваги.

Сам человек беспредельной храбрости и мужества, герой Гражданской войны и борьбы с басмачеством в Средней Азии, он одного не любил — рассказывать о своих боевых делах и подвигах.

В двадцать седьмом году в СССР с официальным визитом прибыл афганский шах с супругой, посетил он и Тифлис. В его честь выстроился почетный караул из курсантов нашей школы. Во главе был Клементьев верхом на своем белой масти красавце скакуне чистых арабских кровей, с роскошной шашкой в золоченых ножнах у пояса.

Шахиня, увидев Клементьева на коне, проявила какое-то беспокойство, потом подошла, протянула руку к холке коня, стала ласково его поглаживать, что-то приговаривая. Конь при этом почему-то невежливо воротил морду в сторону, и все уж подумали про себя, не будет ли из-за этого каких-либо дипломатических осложнений. Тут шахиня спросила у Клементьева, откуда у него конь и эта шашка.

Клементьев с достоинством отвечал, что это дары бухарского народа за личное его, Клементьева, участие в установлении в Бухаре Советской власти.

Только спустя тридцать пять лет мне стало известно, что взволновало в те далекие времена ее величество. Шахиня, оказывается, узнала коня и шашку своего отца. Она ведь была дочерью того самого эмира, которого свергли трудящиеся массы Бухары, провозгласив Бухарскую народную советскую республику. На помощь им пришли части Красной Армии под командованием М. В. Фрунзе. В. Г. Клементьев тогда геройски сражался в этих частях.

Это мне в 1962 году поведал сам Клементьев. Ему тогда исполнилось уже 82 года. Он поразил не только тем, что узнал меня по прошествии стольких лет (все эти годы мы не встречались), но и тем, что вспомнил чуть ли не все детали наших восхождений на Казбек, и даже то, как однажды на охоте я, курсант, убил дикобраза. А тогдашних курсантов, моих однокашников, называл не только по фамилиям, но и по именам…

Он вспоминал, кстати, как ему однажды пришлось вступиться за курсанта-отличника по фамилии Чавчавадзе.

Этот курсант как-то рассказал, что прадед его — Илья Чавчавадзе, великий поэт, по происхождению князь. Ну коль князь, мы, комсомолия тех лет, немедленно решили исключить этого курсанта из комсомола.

Клементьев попросил секретаря партбюро школы Жолудева разобраться, судьба курсанта-отличника волновала его.

Жолудев остудил наши не в меру горячие головы. Он сказал:

— Братишки, вы знаете, кто я по происхождению?

— Рабочий, — ответили мы хором.

— Да, верно. Причем путиловец, — не без гордости добавил Жолудев. — А теперь еще вопрос: а кто будет по происхождению великий русский писатель Тургенев?

— Понятно, товарищ Жолудев, но… — пытались мы возразить, однако он снова прервал нас:

— А Пушкин Александр Сергеевич?

Мы молчали.

— Так вот. Илья Чавчавадзе тоже хоть и дворянином был, но это не помешало ему любить простой народ. И своими стихами бороться за его свободу. Причем лучше, чем иной — клинком. Улавливаете? Таким прадедом гордиться можно. Что же касается курсанта Чавчавадзе, то, я думаю, быть ему в комсомоле или нет, это надо решать по тому, что он сам сегодня стоит.

— Сегодня князь останется в комсомоле, завтра — в партии. А ведь наша партия — партия рабочего класса и трудового крестьянства!

— В партии, — сказал Жолудев, — есть достойные люди и дворянского происхождения. Они поняли, что единственная правда на земле — наша, рабочая правда. А главное — понять, где правда. И честно за нее бороться. Если борешься за нее честно, значит, ты наш…

Курсант Чавчавадзе остался в комсомоле, остался в школе, окончил ее одним из лучших, стал замечательным командиром, отважно сражался, снискал всеобщее уважение.

Теперь, спустя несколько десятилетий после описанного случая, Клементьев сказал:

— Молодец был Жолудев! Сколько раз находил он верные решения таких по тем временам запутанных проблем. Настоящий был большевик, питерская рабочая школа.

Жолудев внимательно следил за тем, как учится и мужает рабочая прослойка в курсантской массе. А в ЗПШ больше семидесяти процентов курсантов были выходцами из рабочих.

— Помни, комсомольский секретарь, — наставлял он меня, — один раз пообщаться с рабочим коллективом — это больше, чем десять лекций о рабочем классе. Больше организуйте встреч с рабочими, чаще бывайте на заводах и фабриках. Оторвешься от народа — навсегда потеряешь его доверие. А мы — армия народа. Вот это пусть для тебя будет главный лозунг в жизни. Уловил?

Как он любил это словечко — «уловил»!..

Да, надо было «улавливать» главное, что возникло в нашей жизни, в нашем бурном времени, конце 20 — начале 30-х годов. Годов первых пятилеток, коллективизации, годов стройки и борьбы…

А вскоре состоялись и выпускные экзамены в пехотной школе.