У Уилла сердце едва не выпрыгнуло из груди, в голове застучало. Неужели на ее лице снова появится это выражение полнейшей уязвимости? Но нет. Она знала о его присутствии, и ее соблазнительные губы изогнулись, слегка, у самых уголков, приподнялись вверх. На этот раз ему не удалось застать ее врасплох. Его сердце успокоилось.

Она не стала натягивать спущенное на плечи платье. Уверенно, без малейшего стыда она ответила на его взгляд.

Одна ее рука поднялась и зазмеилась по бархату. Другая опустилась и потянулась к нему ладонью вверх. Она поманила его пальчиком.

«Да». Он вышел из-за шкафа, чтобы она могла видеть его, а она встала так, чтобы и он мог видеть ее. Ее взгляд стал медленно скользить вниз по его телу, и когда опустился ниже талии, ее глаза расширились.

«Не льсти себе. Она работала в веселом доме. Она видела всякие размеры». Чей это такой назойливый голос? Ах, его собственный. Вот странно.

Не важно. Ситуация выглядит многообещающе. А в странностях разберемся позже. Он спокойно стоял, пока ее взгляд совершал обратный путь. А когда он добрался до его лица, шагнул к ней. Тень к лунному свету. И игра им предстоит такая же утонченная, как та, которую извечно ведут тень и лунный свет.

Звук… птица? В этом доме, среди ночи? Нет, не может быть… он же оставил открытым окно, прежде чем… чтобы в комнату проникал свежий ветер и чтобы он не заснул… Нет. Нет. Нельзя заканчивать ни одну из этих мыслей, иначе они приведут его к ужасающему результату. Плохо то, что он не сможет помешать этому результату, но хуже другое: он не представляет, насколько он может быть ужасающим.

В нем поднялось нетерпение, и он взял ее лицо в ладони. Его окутал нежный аромат розовых лепестков — так было всегда, когда он подходил к ней в том темном коридоре. Сейчас он узнает, какова она на вкус. Он быстро наклонил голову и припал к ее губам.

Но она уже исчезла. Его руки обнимали пустоту там, где было ее лицо. Его охватило дикое, граничащее с сумасшествием отчаяние — и вдруг он почувствовал, как кто-то коснулся предплечья.

Ей каким-то образом удалось оказаться позади. Быстрая, как ртуть. Ну и пусть. Главное, что она здесь. Она повернула его спиной к окну, заставила встать туда, где недавно стояла сама, а потом… потом… окинула его жадным взглядом и опустилась на колени.

«Да. О Господи, да».

— Быстрее. — Пальцы, ставшие непослушными, принялись сражаться с пуговицами. — Это мечта, и мы должны закончить, прежде чем я… — Нет, это было ошибкой — говорить такое вслух. Полуночная тьма уже начинала рассеиваться. — Пожалуйста, поспеши. — Он уже успел узнать: суровое «пожалуйста» никак не действует на нее. — Если бы ты могла хотя бы… — Нет, ее очертания колеблются, хотя он и с бешеной скоростью расстегивает пуговицы, она растворяется, как до этого растворился Роанок. Она медленно наклонилась к нему, ее губы приоткрылись. Но он все равно слышит шум с улицы. Стук подков. Чей-то крик. Зачем только он открыл окно?

Он наконец-то освободился от бриджей и ощутил слабое, мимолетное прикосновение ее губ… но ему этого было мало. Он проснулся — возбужденный, голодный и одинокий, в своей кровати.

Уилл ощупал матрац рядом с собой, там было пусто. Однажды утром он проснется и обнаружит на этом месте женщину. Однажды пробудится для более сладостных утех, чем те, что дарит ему правая рука.

Однако он все же дотронулся до себя, закрыл глаза и прислушался к ощущению, которое пробуждало нежное прикосновение пальцев. Ему сейчас очень не хватает похотливой, ничем не обремененной партнерши, способной осчастливить их обоих. Дамы, которая умеет воспринимать жизнь легко и ничем не рискует, оставаясь с ним.

А вот кто ему совсем ни к чему — так это чья-нибудь любовница и тем более такая жестокая. Да еще и безжалостная. Дразнящая своими эротическими спектаклями. По собственной прихоти отнимающая у него деньги.

Его дыхание участилось, когда он обхватил плоть всей рукой. Какой же таинственной она выглядела, стоя на коленях перед ним. Поза смиренная, глаза дикой кошки, готовой заглотнуть тебя всего и выплюнуть косточки. Он именно такой и представлял ее себе — во сне, — а о чем это говорит ему? Лишнее свидетельство того, что он вернулся в Англию психически больным.

Не страшно. От его руки вверх до головы поднималось наслаждение, и ему не хотелось ни о чем думать, если только не представлять те способы, какими можно было бы использовать ее жестокость себе во благо. А еще мечтать, как он безжалостно разложил бы ее на полу в библиотеке и показал бы, что все прошлые удовольствия — это лишь бледная тень истинного наслаждения.

«Да», — сказала бы она хрипловатым голосом. Он буквально слышал его наяву. Она произнесла бы его имя, а потом глухо застонала бы, и под эти одурманивающие стоны он заставил бы ее испытать одно удовольствие за другим.

Он с силой втянул в себя воздух, выгнулся и в изнеможении рухнул на простыню. Дыхание обжигало горло и рот, расслабление принесло с собой слабый привкус стыда. Господи. Он точно психически неуравновешенный. Ему, наверное, не суждено ужиться с нормальной женщиной. Не говоря уже о женщине благородных кровей. На что он рассчитывал, грезя о demimondaine[3], которая недвусмысленно выразила ему свое презрение?

Он отбросил одеяло, выпрыгнул из кровати и сразу ощутил, как его разгоряченное тело обдало холодом. Да, он специально оставил это окно открытым. Чтобы утром не валяться в кровати. Через час должна прийти его сестра, а потом он отправится на очередное испытание терпения. И куда же он подевал свой лучший жилет?

Лидия застегнула свой ридикюль и для большей безопасности намотала его завязки на руку. На долгом пути от Кларендон-сквер до Треднидл-стрит ею не заинтересовался ни один вор-карманник, и маловероятно, что обратит внимание сейчас, когда ее защищают внушительные стены банка. Однако она все равно крепко прижимала к себе ридикюль, поглаживая шелк, скрывавший банкноты, с которых она начнет строить свое будущее.

В кошельке одна сотня. Сто тридцать ждут ее дома в ящике. Осталось накопить всего тысячу семьсот семьдесят.

Две тысячи, вложенные под пять процентов, принесут ей сто фунтов в год. А ста фунтов годового дохода вполне хватит на респектабельную жизнь для одинокой дамы. Не на роскошную — маленький домик, сальные свечи, чай без сахара, — но на приличную, когда все будет в хорошем состоянии, и она даже сможет откладывать по десять фунтов в год на служанку.

Она бросила взгляд на Джейн, которая сидела на банкетке и терпеливо ждала, когда дойдет очередь хозяйки. Джейн — хорошая девушка и отличная служанка: трудолюбивая, неприхотливая. Она заслуживает большего, чем бегать по городу с мелкими поручениями.

Правила приличия предполагали, что респектабельная дама не может ехать за границу или появляться в деловых учреждениях без сопровождения. А так как Лидия сегодня изображала из себя респектабельную даму, Джейн пришлось изображать из себя ее компаньонку.