– Да у тебя, никак, гости?

Кулибин поклонился:

– Я нынче именинник.

– Что ж не позвал меня? Давай вина, поздравить хочу.

Выпив рюмку, поцеловался с Кулибиным.

– Показывай модель. Приехал мост твой смотреть.

Спустились в сарай. Плотники застыли с молотками в руках, глядя на пышно разодетого вельможу.

Потемкин взобрался на модель, потопал ногами – прочно ли.

– Что говорят в академии?

– Господин Эйлер одобрил исчисление прочности моста. Однако многие почитают мой опыт забавным.

Потемкин обернулся и поглядел на провожавших его академиков:

– Не погодим ли забавляться?

С тем и уехал.

А дело с мостом вскоре и вовсе запуталось.

Меж академиками было несогласие. И у господина Домашнева, директора академии, – досадные хлопоты. Горячился Румовский. Обходительнейший Эйлер улыбался загадочно и советовал сыну, секретарю академического собрания, соблюдать дипломатическую осторожность. Профессора Лексель и Крафт были в сомнении – разводили руками.

И все из-за господина де Рибаса, представившего таки вторую модель.

Она и впрямь была лучше первой – в даровании и остроумии замысла капитану отказать было нельзя. Однако оставались сомнения. А императрица справлялась, а фельдмаршал князь Голицын дважды писал в академию, требуя рассмотреть модель и отзыв дать без промедления. Подразумевалось: благоприятный отзыв.

Нагрузку по правилу, выведенному Эйлером для Кулибина, новая модель де Рибаса при первом испытании выдержала.

Но было что-то сомнительное в расположении бревен, нагруженных на модель. Выходило, пожалуй, что часть бревен сама была как бы опорой для остального груза.

И отсюда недоверие, и отсюда споры. Дать отзыв, окончательно благоприятный, было невозможно. Сомнения же академиков могли вызвать неудовольствие двора, где нынче де Рибас был в моде.

А между тем Кулибин сообщил, что его модель готова и он просит ее испытать.

Вынести решение о модели де Рибаса, не испытав кулибинской, – несправедливо. На том настаивал Румовский, с тем согласился Эйлер. У прочих членов комиссии были к тому же и мысли посторонние: конечно, де Рибас в чести, однако не след забывать, что Кулибина посетил Потемкин, тем заявив свой интерес к творению механика.

Заключение по модели де Рибаса сочинял Эйлер сам, и с превеликой хитростью. Пространно выразив многие похвалы строителю модели, академик отметил: при исследовании столь больших сооружений следует быть особо придирчивым, а потому надлежит произвести второе испытание.

Румовский подписать заключение отказался, сочтя модель вовсе сомнительной.

На втором испытании господа академики сами указывали, как расположить груз на модели. И она прогнулась. А прогнувшись, через малое время и вовсе рухнула. О том сообщила комиссия в отчете туманно и отменно любезно: неосторожно клали груз, модель получила боковой удар, и, быть может, потому потерпел неудачу опыт. Однако же окончательно судить о доброкачественности модели пока еще невозможно.

Тем и кончилось.

А через месяц, декабря 27 дня 1776 года, та же комиссия собралась на Волковом дворе свидетельствовать модель механика-художника господина Кулибина.

Иван Петрович знал, что Эйлер будет строг, быть может, придирчив, но справедлив. Найдет модель надежной – так и скажет. Румовский не раз Кулибина поощрял и недоволен был похвалами де Рибасу, считал их криводушными. Ждет Румовский испытания с интересом. Прочие члены комиссии – академики и адъюнкты[16]– все ученики Эйлера. Доброжелательны же будут, пожалуй, не все, ибо затеей механика многие недовольны.

Кто есть Кулибин? Школы научной не проходил, в дисциплинах теоретических слаб, а прямее сказать – вовсе невежествен. Строение же мостов требует знаний высоких. Выполнение смотрителем мастерских дела, перед которым Лондонская академия стоит в недоумении, весьма сомнительно.

Задорный Эйлер наизусть знал, о чем размышляют господа члены комиссии, собравшись на Волковом дворе, и поглядывал на них иронически. Он думал: «Расчеты правильны – следовательно, успех несомненен. Впрочем… взаимодействие сил при нагрузке тяжести на модель может оказать вовсе нежданные чудеса. Но гений, чутье, но неусыпный труд механика! Вот с чего надобно счет начинать – об этом иным академикам, кажется, неугодно помнить. Могут просчитаться!»

Кулибин подошел к членам комиссии:

– Весу в модели, как вам ведомо, триста тридцать пудов. Строена она в десятую часть натурального моста. По опытам, мною сделанным, и правилу, выведенному господином Эйлером, надлежит модели выдержать тяжесть, вдесятеро большую ее веса, – три тысячи триста пудов. Вес железа, привезенного для кладки на мост, господами адъюнктами академии проверен.

Работные люди быстрым шагом, чтобы не задержать лишнее время господ академиков, носили железные части на модель.

Тысяча пудов. Мост стоит. Академики пошучивают:

– Два моста изъездили, третий доезжаем.

Это вспоминали они о моделях капитана де Рибаса.

Две тысячи пудов. Мост стоит. Академик Лексель пошучивает:

– Этак скоро Кулибин нам лестницу на небо построит!

Эйлер не смеется. Ждет напряженно.

Догружают третью тысячу пудов. Академики поеживаются от холода – с утра на морозе стоят, а близок обед. Однако больше никто не шутит. Рассматривают модель. Кулибин беседует с академиком Румовским:

– Корабли под мостом смогут проходить и с высокими мачтами, разводить его не потребуется. Несмотря на то, проезд по мосту рассчитан без неудобной крутизны. Проезжая дорога по мосту идет не по верху арки, а внизу, по настилу. Начало же въезда на мост – без малого на сто сажен от реки. И потому подъем полог, не затруднителен.

Три тысячи триста пудов положены на модель. Полная тяжесть.

Кулибин подозвал рабочих, велел собрать со всего двора остатки железа и перенести на мост сложенный в углу кирпич – еще пудов пятьдесят.

Не рухнул мост, не погнулся.

Прозрачное легкое строение похоже на затейливую игрушку. Однако тяжесть оно держит нешуточную.

Кулибин неторопливо поднимается на мост. Широким жестом приглашает взойти членов комиссии. Эйлер, тогда уже полуслепой, забыв о старости, первым шагает на мост, пробираясь между штабелями железа и кирпича. За ним следуют члены комиссии.