На улице было просто классно — к вечеру подморозило, и незамусоренный снег искрился под ДРЛками уличного освещения, вокруг ДРЛок переливались изумительные фиолетовые ореолы. Крупные, такие бывают только в деревнях. Я жадно вдыхал сладкий морозный воздух, тщательно вытирая ноги об сугроб. Мужика не было, и я знал, что разминулся с ним буквально на секунды, что он специально так все сделал и ждать его бесполезно. Даже слегка расстроился. Мне не хотелось одному ехать сразу обратно, я с удовольствием бы отвез сначала его. На трассе — там да, там мне никто на хрен не нужен, я на трассе врубаю музыку и давлю гашетку, пугая не по мотору борзые двенашки и уебищные нексии, а вот переться в одиночку до Багарякского поворота мне почему-то не хотелось. Но ничего не попишешь, и я поперся обратно к Яшчерэ, до самой трассы уткой переваливаясь по бугристому проселку. Самое смешное, что я так никогда и не удосужился узнать, за чем же ездил — как бросил этот сверток на сидуху, так ни разу о нем и не вспомнил за всю дорогу, потом отдал Яшчерэ, поленившись спросить о содержимом. Может, я упустил между пальцев какую-то тайну; а может нет, и вся эта движуха была только из-за того, чтоб показать мне шоу, но тогда можно было все сделать гораздо проще… Ладно. Все равно сейчас уже поздно.

Муха определенно гнала человека, вплоть до того, что разбегалась по теплому как парное молоко воздуху и стукалась в пропотевшую майку. Человек даже не особо удивился ее первому тычку: какая-то его часть догадывалась, что эта невесть откуда взявшаяся посреди леса муха — последнее китайское предупреждение, и ждала чего-то в этом роде, забившись в самую глубину тела, подальше от его внешних границ. От кожи, которую, слегка холодя, трогал странный здешний ветерок.

Приближаясь к Месту, человек с удовольствием подставлял лицо под ветер; пусть он нисколько не охлаждал, зато было просто приятно. Лесной августовский букет — запах сена, сохнущего на склоне, камфарный дух огромных сосен; из маленького распадка, что отделял восточный склон горы от такой же безымянной соседки, отчетливо потягивало сыростью низового ручья. Не гнилухой стоячей, а чистой лесной водицей, незаметно текущей под дерном. Когда человека зацепило и он бездумно, не удивляясь, отвернул от намеченного маршрута и взошел на неестественно ровную площадку, врезанную в осыпающийся склон, — первым делом он заметил именно этот странный ветерок, тихо кружащий над обросшими лишайником валунами.

Человек скинул полупустой рюкзак и удобно поставил мокрый кед на небольшой валунок, стараясь не содрать рыже-бурую шершавую корочку с камня. …Странно. — подумал словами человек. — Такое ощущение, что я пришел. Точнее, Пришел. Да, именно Пришел… Прочухав возможность откосить, ноги, спина, мочевой пузырь, все его органы бросились наперебой докладывать: «Слышь, хозяин, мы, конечно, не то чтобы так уж устали; че там — десяточка с утра пройдена, да прогулочным шагом — фигня! Только давай, раз уж тебе тут так нравится, посидим немного, а? Хорошо-то как здесь!»

…Мне тут нравится? — удивился человек. — Хорошо? Хотя…

На самом деле ему было как-то ладно здесь, словно дома, на кухне, где пахнет кофейком, урчит холодильник и тикают дурацкие, но такие родные часы. Да и кеды промочил, че бы не присесть, не подсушить. …А ветер-то тут, смотри-ка, вон что! — заметил человек и оглядел площадку, пытаясь понять, как же так получается. — Не, молодчина, что все-таки выбрался перед учебным годом! И хорошо, что один — в толпе такого ни в жизнь не увидишь. Такое маленькое чудо…

Человек решил присесть и просушить кеды. Нет, он, конечно, заметил этот низовой ручей; столько полазал по Уралу, не студент зеленый все-таки. А вот перепрыгнуть — увы, не дотянул. Опять таки, не студент уже, не студент… Дерн под ногами мягко ушел, и он по середину икр увяз в размытом лесном грунте, состоящем преимущественно из опавшей хвои и мелких веточек.

Кеды, хлюпнув, вывалили языки и пристроились на горячей стороне большого валуна. Тщательно отжав, человек пристроил носки на молоденькой сосенке, вылезшей из голой скалы. И прокололся — негромко попросил:

— Потерпишь, маленькая? Я недолго, сейчас они быстро — на солнышке, да на ветерке… Ладно?

Место вытекло оттуда, где находилось большую часть своей жизни, и заинтересованно нависло над человеком, ничего не предпринимая. Заметить это человек мог — и, конечно, заметил. Но до сознания его сигналы эти не дошли; впрочем, дойди они, ничего бы не изменилось.

Мигнуло солнце (просто-напросто тучку пронесло. Случайность, какая может быть связь? Что, тучка специально подошла, зная заранее о моем намерении поминдаль-ничать с сосенкой? Нет, конечно), зашипели на ветру тонкие, как чертежная калька, полосочки кожицы на соснах (да это просто ветер дунул чуть сильнее), снялись с места и молча ушли в глубь леса две какие-то птицы (одна метрах в тридцати, эта еще ладно; но вторая-то — в доброй паре сотен! Это что, теперь за каждой птицей следить? Нет уж, увольте, отнимать у авгуров хлеб!), метрах в тридца-ти-сорока, на солнечной стороне горы выпал из нависавшего над откосом закрайка камешек. Конечно, эрозия. Что ж еще.

Естественно, были и куда более явные знаки. Когда мир дернулся, потревоженный процессом вытекания Места на нашу сторону, у человека сердце пропустило удар, и воздух вдруг подзастрял в трахее упругим комком; в этот момент на считанные терции изменили тон кузнечики, чуть слышно цыкавшие отовсюду. Человек заметил и то и другое, но никакого внимания не обратил. …Ох, какой же воздух! Хоть пей!.. — переглатывая, подумал человек.

Не зря в «Технике Безопасности» у всех народов, кто долго живет в лесу, не первым, но и далеко не последним пунктом числится: «Не открывай рта в лесу без нужды! Тем паче — в незнакомом!» Но человек был современным, мыслящим и не верил в бабушкины сказки, а равно в НЛО, снежных людей и всемирные масонские заговоры. Конечно, он слышал об этом суеверии, так же как и о том, что на заре цивилизации люди не только старались помалкивать в лесу, но и кормили парным мясом озера, привязывали к скалам звериные хвосты и беседовали с духами под мухоморную настойку.

Человек, деликатно поссав в стороне, вернулся на середину площадки. Вытянул из рюкзака тугой рулончик «туристского коврика», щелкнул проволочным (а опытный турист-то!) зажимом и прилег в неплотной тени сосны, сложив ноги на горячем валунке.

Место, решившись умереть в случае проигрыша, нанесло удар. Человек лежал, наслаждаясь поднимающимся от нагретых скал теплом. Убаюкивающий запах муравьиной кислоты, подсохшего мха, горячей хвои. Сухого, теплого камня. Легкая, ленивая река мыслей. …Этим скалам миллионы лет… Нет, сотни миллионов, Урал очень стар… Это граниты, интересно, или гнейсы какие-нибудь… Хотя тут море было — или нет? Тогда осадочные должны быть. Эх, сейчас Кольку бы Косарева сюда, просветил бы меня, темного гуманитария… Человеку было очень приятно думать о старом приятеле, о том, что будет здесь через очередной миллион лет, о том, какая же в городе суета; и как он завтра, выйдя по долине Тыелги к грунтовке, не торопясь дойдет до Новоандреевки, а там по трассе вернется в санаторий на Тургояке. …А еще не хотел путевку брать. Н-да. На самом деле не знаешь, где найдешь… С удовольствием вспомнил свой маршрут — не заезженный Большой Таганай, куда не по разу сходил уже весь университет, а довольно оригинальный — по восточному берегу Тургояка, поднялся на Варганову гору, по Малому Уралу, а потом через Малый Таловский на Большой. Жаль, ничего из ряда вон, конечно, не встретил — а студенты, прошлым летом лазавшие по Таловским курумни-кам, мно-ого чего наплели. …Аж ретивое взыграло, — добродушно хмыкнул про себя человек. — Эх, молодо-зелено, наплели, разыграли. А может, и впрямь что почудилось, а потом под пивко у костра и раздулось в Нечто. Да чего там, сами такие же были…